Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 1

Говоря все это, инспекторъ нѣсколько разъ взглянулъ на незнакомца; потомъ, окончивъ свою рѣчь, сказалъ тихонько Мортимеру:

— Вашего знакомаго это, кажется, сразило, сразило наповалъ.

Тутъ онъ еще разъ пытливо взглянулъ на незнакомца. Мистеръ Ляйтвудъ объяснилъ, что онъ не знаетъ этого человѣка.

— Въ самомъ дѣлѣ? — спросилъ инспекторъ, насторожившись: — гдѣ же вы сошлись съ нимъ?

Мистеръ Ляйтвудъ объяснилъ и это.

Инспекторъ, въ продолженіе всей своей рѣчи и въ то время, какъ перебрасывался этими послѣдними словами съ Мортимеромъ, стоялъ, опершись локтями на конторку и пропустивъ пальцы правой руки между пальцами лѣвой. Вдругъ, не измѣняя своего положенія и только вскинувъ глаза на незнакомца, онъ громко спросилъ его:

— Вамъ никакъ дурно, сэръ? Должно быть, вы не привыкли къ дѣламъ этого рода?

Незнакомецъ, стоявшій съ опущенной головой у камина, прислонившись къ нему, обернулся и отвѣтилъ:

— Нѣтъ, не привыкъ. Страшное зрѣлище!

— Я слышалъ, сэръ, что вы ожидали признать въ этомъ трупѣ извѣстнаго вамъ человѣка?

— Да?

— Ну что же, признали?

— Нѣтъ, не призналъ. Ужасное зрѣлище, страшное! Ухъ, какое ужасное зрѣлище!

— Кого же вы искали? — спросилъ инспекторъ. — Опишите намъ его, сэръ. Можетъ быть, мы можемъ вамъ помочь.

— Нѣтъ, нѣтъ, — сказалъ незнакомецъ. — Было бы совершенно безполезно. Прощайте.

Инспекторъ не двинулся, не отдалъ никакого приказанія; но его сателлитъ шмыгнулъ къ выходной двери, прислонился къ ней спиной, взялся за косякъ ея лѣвой рукой, а правой, какъ будто невзначай, навелъ на незнакомца бычій глазъ [3] Bull's-eye. Такъ называются переднія круглыя стекла потайныхъ фонарей. фонаря, принятаго имъ отъ инспектора при входѣ въ комнату.

— Послушайте, — сказалъ инспекторъ: — вы или лишились друга, или избавились отъ врага; иначе вы не пришли бы сюда. Слѣдовательно, я имѣлъ основаніе спросить, кого вы ищете.

— Извините, если я не отвѣчу вамъ и на это. Человѣкъ вашей профессіи лучше всякаго другого долженъ понимать, что многія семьи не желаютъ оглашать свои семейныя несчастія безъ крайней необходимости. Я не отрицаю, что, предлагая мнѣ эти вопросы, вы исполняете свою обязанность; но увѣренъ и въ томъ, что вы не будете оспаривать моего права не давать отвѣта. Покойной ночи.

Онъ повернулся къ двери, гдѣ сателлитъ, не сводившій глазъ со своего начальника, все еще стоялъ, какъ безгласная статуя.

— Во всякомъ случаѣ, сэръ, у васъ вѣрно нѣтъ причины не дать мнѣ вашей карточки, — сказалъ инспекторъ.

— Въ этомъ я не отказалъ бы вамъ, если бы при мнѣ были карточки. Но у меня ни одной не осталось.

Говоря это, онъ покраснѣлъ и сильно смутился.

— По крайней мѣрѣ,- продолжалъ инспекторъ, не измѣнивъ ни голоса, ни позы — вы не откажетесь оставить мнѣ вашу фамилію и адресъ?

— Это, извольте, сдѣлаю.

Инспекторъ обмакнулъ перо въ чернильницу и положилъ его на клочекъ бумаги подлѣ себя, а потомъ принялъ прежнюю позу. Незнакомецъ подошелъ къ конторкѣ и написалъ несовсѣмъ твердой рукой слѣдующее: «Мистеръ Юлій Гандфордъ, Кофейня Казначейства, въ Палэсъ-Ярдѣ, въ Вестминстерѣ». Пока онъ писалъ, наклонивъ голову, инспекторъ искоса изучалъ каждый волосъ на этой головѣ.

— Полагаю, сэръ, вы тамъ только проѣздомъ?

— Да.

— Слѣдовательно, вы пріѣзжій?

— Что? Да, пріѣзжій.

— Покойной ночи, сэръ.

Сателлитъ опустилъ руку, отворилъ дверь, и мистеръ Юлій Гандфордъ вышелъ.

— Резервный! [4] Резервными (Reserve) называются тѣ полисмены, которые дежурятъ на полицейскихъ станціяхъ или въ конторахъ и которымъ поручается дѣйствовать въ случаяхъ необыкновенныхъ, требующихъ особенной полицейской ловкости. позвалъ инспекторъ. — Возьмите и сохраните эту бумажку; а за джентльменомъ слѣдите, не подавая ему ни малѣйшаго повода оскорбиться; узнайте, точно ли онъ тамъ остановился, и развѣдайте о немъ все, что можно.

Сателлитъ исчезъ, а инспекторъ, вновь превратившись въ аббата, обмакнулъ перо въ чернила и принялся за свои книги.

Оба друга, смотрѣвшіе на инспектора и болѣе заинтересованные профессіональными его пріемами, чѣмъ подозрительнымъ Юліемъ Гандфордомъ, спросили его, не думаетъ ли онъ, что тутъ дѣло несовсѣмъ чисто.

Аббатъ отвѣчалъ уклончиво, что навѣрное ничего не можетъ сказать. Убійство можетъ совершить всякій. Вотъ воровство со взломомъ или мошенничество требуетъ выучки, подготовки. А убійство — дѣло иное. Всей полиціи это хорошо извѣстно. Онъ видалъ многое множество людей, приходившихъ въ его подвалъ для удостовѣренія тождества труповъ; но ему еще ни разу не приходилось видѣть человѣка, который былъ бы до такой степени потрясенъ. Впрочемъ, можетъ быть, тутъ причиною больше желудокъ, чѣмъ голова. Если такъ, то странный желудокъ; да и все, можно сказать, странно въ немъ. Жаль, что нѣтъ ни слова правды въ томъ повѣрьѣ, что будто бы изъ трупа течетъ кровь, если до него дотронется убійца. Нѣтъ, трупъ-то никакого знака не подастъ. Буйныхъ проявленій отъ живыхъ, какъ вотъ отъ той бабы, бываетъ вдоволь (онъ разумѣлъ стукотню и визгъ въ карцерѣ), — ихъ не рѣдко хватаетъ на всю ночь; но отъ мертвыхъ тѣлъ ничего не бываетъ, сколько ни жди.