Девочки внесли чайники, чистые пиалы, шерстяную скатерть с завернутыми в нее лепешками и, расстелив скатерть, разложили лепешки перед гостями и расставили пиалы. Затем, опустив головы, поклонились сардару и ушли.
Старик из другого кармана своего мешочка вытащил горсть зеленого чая и засыпал его по чайникам.
Один из молодых гостей заварил чай и перед каждым гостем поставил по чайнику и по пиале. Он наполнил опустевший кувшин холодной водой из большого медного кувшина и повесил опять над огнем. Подбросив в костер несколько веток саксаула и взяв себе последний чайник, он сел с гостями.
Старик наломал просяные лепешки на куски и разложил их перед гостями.
Гости принялись за чай в сплошном дыму от загорающихся веток и в густой пыли, которую ветер бросал внутрь юрты.
Старик развязал узелок, лежавший рядом, достал оттуда куски сахару и положил их на скатерть.
Затем он сунул руки в третий карман своего мешочка, вынул оттуда горстку кукнара, [12] Кукнар — опиумный мак, наркотик.
бросил щепотку себе в рот и запил его глотком воды. Он роздал кукнар по щепотке и всем гостям, предложив им запить кукнар чаем.
Когда потекла беседа, старик высказал немало всяких благочестивых назиданий.
Он говорил о непостоянстве мира и о том, что всякому рабу божьему нужно заслужить счастье в жизни будущей.
Но постепенно разговор перешел к земным делам.
Старик, жалуясь, что времена оскудели, что исчезла благодать божья, сказал:
— Чем я перед богом провинился? Не знаю. Воля божья, но в прошлом году от песчаных бурь и от стужи погиб весь мой скот. Опустели мои хлевы и загоны. Живу кое-как только тканьем ковров, но и этот труд меня плохо кормит.
Он помолчал, занявшись чаем, и все молчали, ожидая его слов.
— Прежде я хорошо жил. Я не жаловался. Восемь жен у меня работало. Четыре из них разведенные, я их вывел из брака, но оставил при доме. Они ткали ковры, переметные сумы и другие изделия, и это давало мне хороший доход.
Он опять отпил чай и пожаловался, грустно вздохнув:
— В прошлом году я ошибся. Перевел двух брачных жен в разводки, а за пятнадцать тысяч бухарских тенег купил двух красивых способных девушек. Они очень хорошо ткали ковры. Их ковры на бухарских базарах шли лучше всех. Ну, я думал, дело мое пойдет. А вышло хуже, — скот мой весь погиб. И теперь не только у меня, но и во всей Марыйской степи нет шерсти. Моим ткачихам не из чего ткать ковры, и на пропитание, даже на просяные лепешки, не хватает. И вышло, что теперь я даром кормлю эти десять голов.
— У меня то же! — сказал сардар Абдуррахман. — Но я прогнал трех жен — из тех, что были разводками, и этим немножко сократил расход.
— И мне придется! — понимающе кивнул головой старик. — Придется в конце концов так же сделать.
На его лице проступили отчаяние и уныние.
Наполнив снова свою ладонь кукнаром, старик бросил себе в рот щепотку, а остальное опять роздал гостям. В опустевшие чайники он засыпал чай.
И тот же юноша заварил чай, налил холодной воды в кувшин, повесил кувшин над огнем и подкинул в костер несколько веток саксаула.
Дым костра, пар от чайников, пар над кувшинами, дыхание людей, пыль — все это сгущалось, как мгла, внутри черной юрты, и лишь искры от разгоравшегося саксаула взлетали, как молнии.
Старик высыпал последний сахар на скатерть, а тряпкой из-под сахара вытер свое лицо.
Он положил сахар в пиалу и налил затем чаю. Затянулся несколько раз из кальяна и запил сладким чаем.
Затем он снова налил себе чаю и сказал:
— Так-то вот, брат мой Абдуррахман, не ценили мы времен Шах-Мурада Сарыка. [13] Стр. 24. Шах-Мурад Сарык (1785–1800) — третий эмир Бухары из династии Мангытов, неоднократно предпринимавший набеги на туркменские земли. В Туркмении ему дали прозвище «Сарык», что значит «желтый».
Нет, не ценили, не понимали! В те времена, если ты терял пятьсот баранов, на другой день имел тысячу. Шахово иранское войско от страха сразу исчезало, если Шах-Мурадовы воины появлялись на границе. Тогда перед нами были открыты все дороги — хоть до Мешхеда [14] Стр. 25. Мешхед — город на северо-востоке Ирана.
, хоть до Казвина!
Снова запил щепоть кукнара глотком чая, снова затянулся табаком. И захмелел халифа.
Расправив плечи, разведя руками, он глубоко вздохнул. Юноша по движению его бровей догадался снова приготовить кальян.
— Ладно! — сказал, повеселев, халифа. — У меня есть дети. Есть брат. Уповая на бога, я послал их к Астрабаду [15] Астрабад — иранский город близ Каспийского моря.
. Бог милостив, они чего-нибудь там добудут.
Читать дальше