Хари Апте - Чандрагупта

— И только ради этого вопроса вы велели мне явиться без промедления?

Ракшас хорошо понимал, что творится с военачальником, но сделал вид, что ничего не замечает, и ответил спокойно:

— У меня были подозрения насчет этого брахмана, поэтому я стал следить за ним, и подозрения мои еще более укрепились. Но вы понимаете: обо всем, что его касается, я слышу только от соглядатаев. Потому, узнав, что вы беседовали с брахманом, я решил расспросить вас о нем, но как-то все забывал об этом. А сегодня вспомнил и, пока не забыл, послал за вами. Вот и все. Ничего другого не кроется за моим вопросом.

В продолжение своей речи министр внимательно следил за выражением лица Бхагураяна. Объяснения Ракшаса не ввели в заблуждение военачальника, он прекрасно знал, что совсем не вдруг вспомнил о нем Ракшас, а вызвал по доносу шпиона. Но он поддержал игру и, совладав со своими чувствами, ответил с завидным спокойствием:

— Я ничего не знаю об этом брахмане. Однажды он сам пришел ко мне, рассказал, что он родом из дальних мест, что лишь на время поселился на берегах Ганги и находит удовольствие в беседах с мужами, искушенными в военном искусстве. Разговаривая с ним, я убедился в его большой учености и захотел познакомиться с ним поближе. Он на редкость учен и образован и воистину лишен всяких желаний. Поэтому я проникся к нему глубоким уважением и изредка навещаю его в его пустыни.

Бхагураян глядел прямо в лицо первого министра и видел, что Ракшасу не нравятся его слова. Но он подождал, что скажет этот искусный политик. Тот некоторое время молчал, потом заметил:

— Похоже, будто вы не знаете, что этот брахман сопровождал в Магадху племянника Мурадеви?

Бхагураян оценил саркастический тон, каким была произнесена эта фраза, но отвечал по-прежнему невозмутимо:

— Да, я слышал об этом.

— Но твердо в этом не уверены, не так ли? — снова спросил первый министр.

— Как могу я быть твердо уверен? Я не следил за ним, не слал соглядатаев и поэтому не имел возможности проверить его слова.

Словно не замечая ответной иронии, Ракшас продолжал:

— А я вот следил и имею основания полагать, что он совсем не тот, за кого себя выдает. Он рассказывает, что пришел посланцем от родных Мурадеви, но я не доверяю его словам. Да я не уверен и в том, что этот юноша, которого он привел с собой, в самом деле ее племянник. Все это надо еще как следует проверить. Что-то говорит мне, что для блага государства было бы лучше поскорее убрать этого брахмана из Паталипутры. А то уж не греческого ли шпиона пригрели мы при своем дворе? Вы с ним подружились — и меня, естественно, интересует ваше мнение. Не мне рассказывать вам, сколько у нас врагов и какие опасности грозят царскому роду и всей Магадхе. Поэтому нам следует остерегаться людей, которых мы не знаем.

Нравоучительный тон последних слов министра задел Бхагураяна за живое. Его оскорбило, что Ракшас одного себя почитает истинным хранителем блага государя, а его, Бхагураяна, изображает легкомысленным и равнодушным к судьбам царского рода и государства. Вспыхнув, он не сдержался и ответил более резко, чем хотел бы:

— В вашей воле распоряжаться делами Паталипутры и употребить все средства ради ее безопасности; но было бы при этом достойнее не оскорблять безосновательным подозрением святого брахмана. Конечно, вы изощрены в науке политики и интриг, и я вовсе не собираюсь поучать вас. Но мне кажется, что прежде нужно иметь твердые доказательства, а затем уже действовать. Убедитесь сначала, что благородный Чанакья — греческий шпион, и тогда поступайте с ним, как того требует закон. Но одно я могу сказать: из моих бесед с брахманом я понял, что пришел он сюда не из корыстных целей. Он лишен всяких желаний. Вот и Мурадеви уговаривала его принять приют в ее дворце, но он отказался от приглашения. Я еще раз подчеркиваю, что не собираюсь поучать вас… И если вы убедитесь в своих подозрениях, поступайте, как найдете нужным. Но не следует все же оскорблять преждевременным подозрением несчастного брахмана, этого почтенного ученого человека.

На том и окончился разговор первого министра с главным военачальником, и Бхагураян отправился в свои покои. Но разговор оставил глубокий след в душе кшатрия. Чувствовать себя в подчинении у человека, который не доверяет тебе, у человека, с которым ты, в сущности, должен быть равным по положению, — что может быть унизительнее? В конце концов, он готов уступить некоторую долю власти, но быть оскорбленным подозрением — невыносимо для его достоинства. Нет, нет, там, где правит Ракшас, не место ему, Бхагураяну. Он найдет другое государство, другого раджу. Эта мысль возникла мгновенно и, вспыхнув, погасла. Но как знать: до каких размеров, раз появившись, разрастется она в дальнейшим? Увидев маленькую рыбку, невозможно угадать, какой величины она со временем достигнет.