Серо Ханзадян: Царица Армянская

тряхнула:

— О подлое создание! Предатель!..

Верховный жрец бухнулся на колени. Надо любой ценой спасаться,

уносить ноги от этой ужасной женщины. Он стал молить о милосердии,

оправдываться.

— Каюсь, царица! — вопил он. — Пощади заблудшего. Обещаю сделать все,

чтобы пресечь и опровергнуть страшную ложь! Я помогу тебе!

Мари-Луйс потянулась к опоясывающему ее кушаку, в складках которого

прятала кинжал, но ограничилась тем, что ударила верховного жреца носком в

подбородок, и, отойдя, села на свое место. Если его сейчас уничтожить, а

сделать это ей очень просто, то кто же тогда опровергнет чудовищную

ложь, — как она сможет очистить свое дитя, уберечь его?.. Нет, не время

еще уничтожать эту мразь.

Верховный жрец лежал распростертым. Он неспособен был о чем-то

думать, только чувствовал, что отныне с удвоенной силой ненавидит

враждебную к богам царицу.

Мари-Луйс сделала ему знак, чтоб поднялся.

Арванд Бихуни встал, оправил свое облачение и хотел сесть, но царица

не разрешила:

— Стоять! Ты не заслуживаешь того, чтобы сидеть в моем присутствии.

Верховный жрец понял, что на этот раз спасен, но все же спросил с

деланной робостью:

— Какую смерть ты мне определяешь, царица?

Мари-Луйс не мигая глядела на него. «О дитя мое, единственное счастье

жизни, я обязана спасти тебя, пусть даже ценою своей жизни!..»

После долгой паузы она сказала в ответ на вопрос жреца:

— Ты не стоишь того, чтобы твоя мерзкая жизнь кончилась от моей руки,

Арванд Бихуни.

— А чего же я вообще стою?..

Царица не ответила. Онемела от боли и тревоги. С трудом придя в себя,

она сказала:

— Ты обязан опровергнуть свою ложь.

— Исполню непременно, царица!..

— Никто!.. Слышишь, никто из тех, кто распространял эту ложь, даже

те, кто хоть краем уха ее слыхали, не должны остаться в живых. И умертвишь

их ты!..

— Будет исполнено, великая царица.

— А теперь сгинь с моих глаз.

Арванд Бихуни поклонился и вышел.

Царица направилась в детскую. Ребенок безмятежно спал с выражением

ангельской невинности на лице. Его черные кудри были схвачены обручем,

увенчанным золотой птичкой.

Мари-Луйс опустилась перед кроваткой на колени.

— О дитя! Мое несчастное дитя!..

И эту ночь, и весь следующий день Мари-Луйс не отходила от сына.

Рассказывала ему легенды и сказки, запомнившиеся еще из детства в далеком

отчем горном крае, играла с ним. И то и дело надевала ему на голову корону

и любовалась.

Мальчик безудержно веселился.

* * *

Дни проходили в стенаниях и страданиях.

Во дворце, в старом и новом храмах каждый день кто-нибудь умирал. То

два-три жреца, то кто-то из придворных. Умирали скоропостижно, загадочно и

таинственно.

Мари-Луйс знала обо всем происходящем: Арванд Бихуни держит свое

обещание...

В один из дней царица попросила привести к ней лучшую в городе

жрицу-гадалку. Раньше она никогда такого не делала, всегда порицала

разного рода вещунов-предсказателей. Но сейчас сердце занозой пронзала

такая боль, что надо было любой ценой, пусть хоть ценой самообмана, чуть

успокоиться, погасить огонь души.

Гадалка явилась во всеоружии, с гордым сознанием значимости своего

ремесла. Мари-Луйс сорвала два крупных камня с короны и положила их на

протянутую ладонь жрицы.

— Погадай, что ждет меня завтра, и постарайся хоть отчасти

приблизиться к правде, если можешь. Не лги.

Жрица рассмеялась.

— Да весь мир — это гнездо лжи, царица. Все мы друг друга обманываем.

Я — тебя, ты — кого-то другого, а тот — еще кого-нибудь. Так все во лжи и

пребываем, до самых богов...

— Ладно, ладно, гадай, — прервала ее царица. — Только покороче.

— А что, если мое гадание напугает тебя?

— Царицы не из пугливых.

— Я имею в виду испуг матери.

— Если она мать, то дважды царица.

Гадалка извлекла из кожаной сумы разную ветошь, расстелила все на

ковре и стала носиться вокруг вприпрыжку, то что-то шепча, то всхлипывая,

и при этом ужасно гримасничая.

Наблюдая за ней, царица невольно испытывала чувство омерзения.

Наконец гадалка изрекла:

— Ты погибнешь от низвергнутых тобою идолов! Произойдет это велением

богов!..

Мари-Луйс тихо вздохнула.

— А мой сын?..

— Он будет жить. И придет время, заменит отца своего на троне, станет

царем.

Словно глыба свалилась с души Мари-Луйс, так ей вдруг стало легко. И

мир засиял...