клеветники, мой меч источится на ваших загривках! Погодите же!..»
Арванд Бихуни сжался в комок на диване, куда его усадили, и хищно
взирал на играющего с отцом ребенка. Безумная злость полнила его глаза
змеиным ядом. Он дрожал как в лихорадке.
Царица все видела, понимала и была довольна тем, что ему явно не по
себе. Она подошла и тихо опустила руку на его плечо. Верховный жрец
вздрогнул и от неожиданности чуть не лишился сознания.
— Ты болен, да? — спросила она с деланным участием в голосе.
— Нет, — пробормотал в ответ Арванд Бихуни. — Хотя этой ночью я в
храме несколько промерз. Но ничего, пройдет...
Царь подвел сына к Арванду Бихуни.
— Вот, дитя мое, — сказал он, — это верховный жрец страны и твой
сородич, тоже царского рода. Приложись к руке святого человека, и пусть он
благословит тебя.
Мальчик сделал было шаг вперед, но протянутой ему руки жреца не
коснулся и почему-то испуганно отпрянул назад. Верховный жрец криво
усмехнулся, но был явно в замешательстве от неожиданной реакции ребенка.
— Мне что-то действительно плохо. Дитя не виновато, что чурается
меня. Я, видно, болен. О маленький наследник, ты будешь помощником своему
отцу, и удвоится сила и величие нашей страны. Прелестное создание. Смотри,
великая царица, как они похожи с отцом. Как две дольки одного яблока...
Глаза царицы затуманились слезой. Она подала знак няне, чтоб увела
мальчика, а сама стала ластиться к мужу. Царь понимал причину ее
неожиданного влечения. Бедная женщина месяцами не видит его. Он занят
войском, государственными нуждами. У человека слишком много забот, а у
царя и вовсе...
Когда стол был уже накрыт, Мари-Луйс предложила гостям свежего пива.
— Сама варила, — сказала она. — Из сисаканского ячменя. Просила
специально привезти мне его из отчего дома. Угощайтесь... Усладись, Арванд
Бихуни, и засвидетельствуй, сколь я умела и искусна. Ты ведь многому
свидетель. Будь свидетелем и в этом.
— Свидетельствую, великая царица, — словно бы не понимая, к чему она
клонит, ответил Арванд Бихуни.
Наведенные сурьмой глаза царицы полыхали огнем. Она с отвращением
разглядывала жреца. Лоб у него блестел, как камень-голыш, извлеченный из
воды после того, как пролежал в ней тысячелетия. Арванд Бихуни и сам
словно многовековая окаменелость, глыба с синюшной головой, которую,
наверно, даже пилой не отпилишь... И однако скоро, очень скоро она
собственноручно снесет ее с плеч...
Такие думы теснились в ней, но сказала она другое:
— Да будет в радость тебе выпитое, Арванд Бихуни! И на пользу.
— Божественный напиток! — причмокивая от удовольствия, льстил ей
верховный жрец. — Такого пива не было даже у хеттского царя.
Мари-Луйс рассказала, что, будучи в плену, она научила жен Мурсилиса
варить пиво, и добавила, что сама еще владеет тайной приготовления миро,
но этим она с хеттскими женщинами не поделилась.
— Я не открыла им секрета, не то что ты, бездумно и охотно
выкладывающий хеттам все важнейшие наши царские тайны.
Арванд Бихуни еще больше посинел и сжался.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду, царица? — резко бросил он. —
Ничего не понимаю. Видно, стар я стал.
Прекрасно все понимал, и, несмотря на наигранное удивление, было
видно, что он чувствует, куда направлено острие удара царицы.
— Я имею в виду тайну сохранения вечной молодости, верховный жрец, —
сбивая его с толку, сказала Мари-Луйс, довольная тем, что может водить за
нос эту воспаленную голову, окуная ее в леденящий холод своей быстро
сменяемой словесной атаки.
И жрец действительно успокоился и облегченно вздохнул...
Царь принялся рассказывать о том, как успешно идет строительство
крепостей в стране, и о том, что в некоторых горных отрогах уже высятся
новые твердыни и в них размещены воинские гарнизоны. Он высказал и свое
заветное желание дополнительно создать большую, численностью не менее
десяти тысяч, конницу. На что верховный жрец не без удивления спросил:
— А откуда ты возьмешь столько воинов, божественный?
— Половину из них — пять тысяч душ — дашь ты, Арванд Бихуни. Из твоих
храмовых служителей. Остальных соберу сам.
Арванд Бихуни, покорно глянув на царя, сказал:
— Высокочтимая царица с такой основательностью разрушила наши храмы и
извела их служителей, что я нищ. Но противиться твоей воле конечно же не
могу, великий царь Каранни.
Читать дальше