Александр Коломийцев - Русские хроники 10 века

Жили мирно, не думали, не гадали, что такая беда приключится. Как зажёг Добрыня славенский подол, самим боязно стало. Огню всё едино, кто Рода славит, кто Христа, всех пожрёт.

Как начал Добрыня жечь славенских, осерчали новгородцы. С дубьём приступили к дворам христианским. Полилась бы кровушка невинная, да Словиша удержал. Свои христиане, дескать, обид не чинили, за что невинных примучивать. За святилище Рода да пожары с княжьих мужей спрос, они то учинили. Покричали, покричали новгородцы, не тронули христиан. Те во дворах затворились, молитвами спасались.

Зарев не кресень, день заметно убавился. Как тьма на землю пала, повёл Путята дружину и ростовцев к лодиям. Ночи безлунные стояли, способствовали переправе. Первым делом выставил боярин дозоры на дороге, чтоб перыньские волхвы или рыбаки, случись им быть в этих местах, не упредили новгородцев. За полночь переправились и тихо-тихо двинулись к городу. Посланные Добрыней с Путятой дружинники спустили лодии к мосту. Воевода ещё одну хитрость измыслил. Кметы заготовили стрелы для поджогов.

Проездные ворота гостеприимно распахнулись, дружина без шума вошла в город. Путята покосился на бездыханные тела дозорных у стены, повёл воинство по Велесовой улице. В победе боярин не сомневался, потому шли с задержками. Угоняев двор, что был по пути, разгромили. Сильно осерчал княжий муж на несговорчивого новгородского тысяцкого. Домашние схватились за оружие, да где ж было устоять против кметов, да спросонья, не ведая, что творится. Всех побили, никого не пощадили. От двора бревна на бревне не осталось, всё разворотили. Сам Угоняй, как ускакал позапрошлой ночью в Детинец, домой не возвращался.

Пока громили дворы бояр новгородских, что жили в Людином конце, весть о вторжении дошла до тысяцкого. Боярина Твёрдохлёба тысяцкий оставил с жителями стеречь берег и мост, сотника с ротниками направил навстречу Путяте, сам поскакал в Неревский конец.

На Детинце тревожное било гудело от ударов колотушки. То был призыв не на вече, на коем мирные ли градские дела решают, споры ли по торговой части, то был призыв к бою. Тысяцкий носился по улицам. Ударял голоменью по воротам, кричал, призывая:

– К оружию, новгородцы! Лучше нам всем погибнуть, чем отдать богов наших на поругание!

Выскакивали новгородцы из домов кто с чем: кто с мечом, кто с луком, а кто и с оглоблей – устремлялись на Торговище. Там уже сеча завязалась. Смёл бы Путята ротников, число коих было много меньше дружинников, усиленных ростовцами, да горожане помешали, встали заслоном, не пустили ни в Детинец, ни к мосту.

Тут и Добрыня пошёл на приступ. Подплыли лодии против Неревского конца, подале от моста. Подойдя поближе к берегу, метнули кметы огненные стрелы. Занялись вымолы, за ними одна изба, другая. Ветерок-то хоть и не сильный, а всё ж от Волхова на город тянул.

Как Путята без боя проник в город, недолго оставалось в тайне. Затрещали дворы христианские, рухнула церковь Преображения. Заметались новгородцы, порядка никакого не стало. Кто бежит с путятинскими дружинниками биться, кто пожары тушит, кто берег боронит, кто в ярости поспешает христиан бить. Ни Угоняя, ни Богомила, ни старшин, ни бояр никто не слушает. Да и как голова кругом не пойдёт? От Волхова ненасытный пожар идёт, с Людинова конца Путята ломится. Сдержал Добрыня слово, устроил в Новгороде беду похлеще, чем в Родне. Как смогли отомстили новгородцы Добрыне. Пробрались удальцы переулками на Добрынину улицу, сотворили с Добрыниным двором то же, что Путята с Угоняевым, даже жёнку Добрынину новгородскую сбросили с сеней со второго яруса наземь.

Как закрутилась в городе кроваво-огненная карусель, велел Добрыня мост настилать. Сплоховали новгородцы, только и успели кметы по паре камней метнуть, как прорвалась к орудиям сотня из Путятиной дружины. Та сотня через Людин конец пробралась к берегу и снизу, откуда не ждали, вышла к мосту. Порубили дружинники тяжи на пороках, грозные орудия бесполезными стали. Хоть и полегли многие из той сотни, да дело сделали – ослабили оборону новгородцев.

Настлали мост, проломился Добрыня сквозь поредевший строй ротников на левый берег, огляделся, покривил в усмешке губы. Велел прибрежные дворы грабить и жечь, тысяцкого Угоняя сыскать и к себе привести.

Ужас охватил новгородцев. Как станешь биться, коли жаром в спину пышет, в домах дети, жёны остались. Всё большее число жителей оставляло битву, бежали домой, семейства спасать, а и тут дружинники стерегли, не давали пожар тушить.