Александр Коломийцев - Русские хроники 10 века

– Не сомневайся, воевода, есть у меня верный человек. Всё, что потребно для славы Господней, всё сделает.

Никодима, – у того в Людином конце родичи жили, дозорные задержат, так и объяснит, к своим от супостатов пробираюсь, – напутствовал:

– Ворота к рассвету откройте и стерегите от нехристей, да всё тишком сделайте, чтоб сполох никто не поднял. Помни: убить язычника для вящей славы Господней не грех. Мы путь славы Господней пролагаем, мы – Христовы воины. Отцу Амвросию всё обскажешь, он найдёт верных людей.

Новый день настал, застонал Славно. Попы по улицам ходят, зовут креститься, славянских богов хулят. Дружинники в ворота ломятся, велят к попам выходить, грозятся пожар пустить. Кого поймают, к Волхову волокут, одежды срывают, силком в воду загоняют. Кто сопротивляется, так ухайдакают, еле на ногах стоят. Славенцы попов не слушали, от дружинников прятались, дубьём грозили. Добрыня осерчал, велел славенский подол жечь и грабить. Ветер полдневный тянул, на Волхов. Огонь на Славно не пошёл, однако с пяток дворов выгорело дотла, да сколько огонь попортил. Так окрестили сотни две жителей. В полдень на подмогу киевлянам пришла дружина из Ростова, числом в тыщу, да попов десяток. Путята в свою дружину отобрал пять сотен ростовцев, взял бы больше, да лодий не хватало.

День прошёл в гомоне, сутолоке, спорах. Ночью новгородцы скребли затылки, кой у кого сомнения появились. Приди с крестом нурманны или германцы, что Варяжское море огнём и мечом окрестили, всякий без сомнения за оружие взялся. Живот бы положили, но ворога в город не пустили. А так – поди разберись. Князь-то свой, русич, в малолетстве в Новгороде жил. Не может князь Русской земле зла желать. Был бы боярин, а то князь. Князь – он о всей Земле печётся. Кияне не чужаки, русичи, и в дружине княжьей много своих, новгородских. Потому и сомнения точили – правильно ли поступают, что воле княжьей противятся. Своих сколько в греческую веру перешло, гостей новгородских добрая половина христианами сделалась. И ничего, как жили, так и живут.

Кто берег от киян боронил, те крепко стояли за старую веру, кто дома сидел, те засомневались.

Приказав жечь славенский подол, Добрыня не думал, что на то новгородцы скажут. Надеялся – запугает, да вышло по-иному. В отместку горячие головы бросились своих христиан бить, а дворы их зорить. Великая обида одолела новгородцев.

Тому пять лет, в тот год, как ходил Владимир на ятвягов, пришли в Новгородскую землю толпы христиан с Варяжского поморья, спасения животам искали. Дали новгородцы приют беженцам, пожалели, хоть и не русичи, а всё славяне, да и люди ж, не зверьё.

Не один десяток лет воинственные германцы покоряли, заодно и обращали в христианство славян, что жили на берегу Варяжского моря. Обращали не словом, не молитвой, но огнём и мечом. Хоть и чтил Рим святого апостола Павла, и учителей славянства Кирилла и Мефодия привечал, да то всё на словах было. Прокладывая путь славе Господней, молитве предпочитал меч. Германцы накладывали дань непомерную, вольных людей обращали в холопов, ставили своих епископов. Епископы имели жадность великую, никакой меры знать не хотели, обнищали люди. В тот год, как ходил Владимир на ятвягов, восстали славяне и против германцев, и против епископов. Взялись за топоры, церкви порушили, пожгли, германцев, епископов побили. Зажили по-старому, в своей воле, и к вере славянской вернулись, к Световиту и Перуну. Своих же, которые в христианской вере остались, не захотели к дидовской возвращаться, тоже побивали и жгли. Тогда славяне-христиане ушли на Русь. Русичи христианам мучительств не творили и в вере не препятствовали. Одни беженцы остались в Новгороде, другие ушли дальше, в Ростов.

В Новгороде закон простой. Плати Городу подать, живи по правде, уважай соседей, сам станешь новгородцем и получишь защиту от Города. Каких богов славить, то твоей души дело, никто не неволит. Поселились беженцы кто за Детинцем в Загородье, кто ушёл на правый берег. На Славне тына нет, места много. В Новгороде закон такой: где твой плуг, топор ли прошёл, то твоё место, никто не отберёт, город тому порукой. Зажили христиане с соседями в согласии, те обид не чинили, мучительств не творили. На Новый год вместе веселились, вместе масленицу справляли, вместе писаные яйца с Красной горки катали, вместе на Купалу песни пели да меды-пиво пили. В красном углу держали иконы, а на полках – домовых да обереги. Молиться ходили в церковь, а лечиться к волхвам – ведунам да ведуньям. У попа от любой хворости одно лечение – святой водой побрызгать да молитву прочитать, дескать, всё в руце божьей. У ведунов другое, и больное место ощупают, и за руку подержат, и к голове руку приложат, слова наговорные скажут, да побрызжут-то не водицей, в коей крестик полежал, а настои трав дают испить. Те настои болящий и день пьёт, и два, и седмицу, глядишь, и оздоровел. А уж стрелу из тела вынуть, поломанные кости сложить как надобно, лубками закрепить, чтоб срослись как надо, или кровь остановить ни один поп не сумеет. Без волхвов-ведунов никак нельзя, какому богу ни молись.