Виктор Поротников - Побоище князя Игоря. Новая повесть о Полку Игореве

Дождавшись, когда воевода уехал, Ефросинья поспешила к Вышеславу.

Тот не стал таиться и поведал княгине, в чём подозревает его отец и куда переманить хочет.

— Так и должно было случиться, — печально заключил Вышеслав. — Ни стены, ни версты не спасут нас, Фрося, от людской молвы, которой до всего есть дело.

Ефросинья обвила руками шею Вышеслава, с любовью заглядывая ему в глаза:

— Я людской молвы не страшусь.

— И напрасно — ведь у тебя супруг есть, который властен и над тобой и надо мной.

— Если мы гнева Господня не испугались, любимый, то что нам гнев человеческий.

Вышеслав улыбнулся наивному бесстрашию Ефросиньи, провёл рукой по её волосам, освобождая голову от платка. Да, они зашли слишком далеко. Уже и Ефимия знает, что ночи они проводят вместе. Наверно, и Радим догадывается.

— Во лжи мы живём, а счастливы. Странно это. Ты так не думаешь, Фрося?

— Но Ефросинья ждала других слов.

— Любишь ли ты меня, ненаглядный? — спросила она.

— Больше жизни, — без колебаний ответил Вышеслав.

— Неужели, обладая такими крылами, не улетим мы от людской молвы! — Ефросинья процитировала по-гречески строфы древней поэтессы Сапфо [100] Сапфо — выдающаяся поэтесса античности. Родилась около 650 г. до н.э. на острове Лесбос. :

Богу равным кажется мне по счастью

Человек, который так близко-близко

Пред тобой сидит, твой звучащий нежно

Слушает голос...

Лишь тебя увижу, — уж я не в силах

Вымолвить и слова.

Под кожей лёгкий жар пробегает, смотрят,

Ничего не видя, глаза. В ушах же —

Звон непрерывный.

Потом жаром я обливаюсь, дрожью

Охвачены руки и ноги, зеленее

Делаюсь я травы, вот-вот как будто

С жизнью прощусь я...

Ефросинья намеренно сделала паузу в этом месте, призывно глядя в глаза Вышеславу; они стояли, держа друг друга в объятиях.

Вышеслав продолжил, тоже по-гречески:

Но терпенье, терпенье: чересчур далеко

Всё зашло.

— Как у нас с тобой, — уже по-русски прошептал он, целуя Ефросинью.

От дверей светлицы, где стояли любовники, стараясь не скрипнуть половицей, удалялась Ефимия. Лишь на миг заглянула она в дверную щель, чтобы сразу сообразить, как ей поступить в данном случае: госпоже теперь не до овечьей шерсти, что привезли пастухи с дальних выпасов.

После вечерней трапезы Ефимия, столкнувшись с княгиней в одном из полутёмных теремных переходов, негромко сказала:

— Я постелила вам у себя в опочивальне. Радим всё равно на ловища уехал, а я у дочерей лягу. Заодно постерегу, чтоб вас никто не побеспокоил.

Свеча дрогнула в руке Ефросиньи, от растерянности она не могла вымолвить ни слова.

— Я тебе не враг, княгиня, — поспешно добавила Ефимия. — Верь мне.

Растроганная Ефросинья заключила Ефимию в объятия.

На Кузьминки [101] Кузьминки — 14 ноября. Последний праздник перед Рождественским постом, когда можно вдоволь наесться скоромного. наехал в Путивль князь Игорь с небольшой свитой из молодших дружинников. Был с ним и гридничий Вышата.

— Ого! Мы, кажется, ко времени! — радостно воскликнул Игорь, появившись на пороге трапезной в заиндевелой от мороза шубе и шапке с собольей опушкой.

Кузьминки были последним праздником перед Рождественским постом, когда можно было вдоволь наесться скоромной пищи.

По этому случаю в трапезной был накрыт длинный стол.

За столом кроме Вышеслава и Ефросиньи восседали воевода Ясновит с женой и старшим сыном, местный архиерей Стефан, огнищанин Радим, Ефимия и обе их дочери-отроковицы. Был тут и княжеский подъездной [102] Княжеский подъездной — сборщик налогов. Онисим, не пропускавший званью пиры. Был и ещё один гость, судя по одежде, чужеземец!..

Игорь снял шапку и размашисто перекрестился на образа.

Ефросинья по русскому обычаю с поклоном поднесла супругу чашу хмельного мёда.

— За Кузьму и Демьяна, чтоб быть сыту и пьяну! — провозгласил Игорь положенную для нынешнего торжества здравицу и залпом осушил чашу.

Усевшись на почётное место, Игорь развязно бросил Вышате, который замешкался, не зная, куда сесть:

— Да садись хоть подле вон тех девиц остроглазых. И им почётно, и тебе приятно. — Он кивнул на Радимовых дочерей, которые покраснели и опустили глаза.

Вышата втиснулся в Радимово семейство, потеснив на скамье Ефимию и самого огнищанина.