Эптон Синклер - Зубы Дракона

Когда настало время сна, а никакой информации не было, Лан-ни подошел к телефону и вызвал яхту Бесси Бэдд в Бремерхафене. Это был простейший способ, узнать вышла ли яхта в море. Ганси и Бесс сидели рядом с ним, и после обычных задержек он услышал гортанный голос, говорящий на немецком: «Dieselmotorjacht Bessie Budd.»

— Wer spricht? — спросил Ланни.

— Pressmann.

— Wer ist Pressmann?

— Reichsbetriebszellenabteilung Gruppenfuhrerllvertreter. Немцы носят такие титулы с гордостью и произносят их быстро.

— Что вы делаете на борту яхты?

«Auskmift untersagt,» — ответил голос. Информация запрещена!

— Но яхта должна была отплыть вчера!

— Auskunft untersagt.

— Aber, bitte — «Leider, nicbt erlaubt» — вот и все. «К сожалению, не разрешено!» Трубка пискнула и замолчала, и Ланни в ужасе слушал мертвую трубку.

«Мой Бог!» — воскликнул он. — «Могут ли нацисты захватить Бесси Бэдд?» Ганси побелел, а Бесс впилась ногтями в ладони руки. «Зачем они это делают!» — воскликнула она.

«Я не знаю», — ответил Ланни, — «может кто-нибудь из них захотел яхту».

«Они арестовали папу!» — прошептал Ганси. Он выглядел так, будто собирался упасть, и Бесс схватила его за плечи. — «О, Ганси! Бедный Ганси!» Характерно, что она так о нем думала. Он был тот, кто будет страдать больше всего!

Это было, как будто молния ударила с неба и разрушила все их планы, превратила удовольствия в кошмар страданий. Полная катастрофа, конец света, такими казались последние события. Никто больше ни о чем не мог думать и не мог ничего сказать, чтобы успокоить других. Более тридцати шести часов прошло с момента запланированного выхода в море, и мог ли Йоханнес за это время не связаться с друзьями? Если бы какой-либо член семьи был на свободе, неужели он не смог сделать тоже самое?

Просто была еще одна возможность: может быть, их «предупредили», и они совершили побег. Может быть, они стараются выбраться из Германии. Или они могут скрываться где-то, не смея телеграфировать. В последнем случае они смогут прибегнуть к старому способу, послать письмо без марки. Такое письмо можно было ожидать в первой половине дня.

«Я позвоню в Берлин», — сказал Ланни. Надо избавиться от этого ужасного бездействия! Он вызвал дворец Робинов, и когда получил соединение, то услышал незнакомый голос. Ланни спросила Йо-ханнеса Робина, а незнакомец попытался выяснить, кто звонит. Когда Ланни назвал свое имя, его стали спрашивать о причинах его вызова. Когда Ланни настойчиво стал спрашивать, с кем он разговаривает, говоривший резко повесил трубку. И это снова могло означать только одно: нацисты захватили дворец!

«Я должен ехать и помочь папе!» — воскликнул Ганси, и вскочил, как будто хотел сразу бежать к станции, или, возможно, на аэродром, если такой там был. Ланни и Бесс поймали его в тот же момент. «Садись», — скомандовал зять: «и быть разумным. Ты ничего не сможешь сделать в Германии, но можешь быть убит».

— Но, я должен попробовать, Ланни.

— Ты безусловно не должен! Вот тебя им хочется заполучить больше всего.

— Я поеду под чужим именем.

— С фальшивыми паспортами? Ты, кто играл на многих концертных площадках? У наших врагов есть мозги, Ганси, и мы должны им показать, что они у нас тоже есть.

«Он прав», — вставила слово в разговор Бесс. — «Всё что нужно, сделаю я».

Ланни повернулся к ней. «Они знают тебя так же хорошо, как Ганси, и они будут искать вас обоих».

— Они не посмеют сделать что-нибудь с американкой.

— Они сделают это довольно свободно. И, кроме того, ты не американка, ты жена гражданина Германии, и что делает тебя такой же. Все четверо Робинов приняли гражданство Веймарской республики, потому что они верили в неё и планировали прожить там всю свою жизнь. «Всё», — заявил Ланни. — «Вы оба должны дать мне честное слово, что в Германию ни ногой, и вас не будет в любом месте недалеко от границы, где они могли бы вас похитить. Тогда Ирма и я поедем и посмотрим, что мы сможем узнать».

«О, ты сделаешь это, Ланни?» — Ганси посмотрел на зятя с собачьей преданностью.

— Я обещаю за себя, но предполагаю, что Ирма поедет вместе со мной, но мне, конечно, придется спросить ее.

Ирма отдыхала в своем номере, и Ланни вошел к ней один. Он не мог быть уверен, как она воспримет эту ужасную новость. Но он хотел дать ей шанс принять решение, прежде чем об этом узнает кто-нибудь еще. Ирма не была ни реформатором, ни святой. Она была молодой женщиной, которая всегда делала всё по-своему, и принимала это как должное, и что мир существовал, чтобы дать ей всё. Теперь судьба нанесла ей неприятный удар.