— Если есть, пускай они выскажут вслух все, что думают, — подзуживал смутьянов Дионисий. — На то у нас и демократия, за которую мы сражались с персидским деспотом у Лады. Смелее, сограждане! Выкладывайте, если кому охота уйти на Сицилию или в Италию, где, правда, греки держат свои города на замке и где вся земля поделена уже много веков тому назад.
Тут и впрямь нашлось несколько человек, которые, посовещавшись, сочли, что лучше синица в руке, чем журавль в небе. Выйдя вперед, они попросили выделить им причитающуюся часть добычи и предоставить один корабль, чтобы они могли добраться до Сицилии и начать там новую жизнь. На это Дионисий ответил:
— Вы говорили открыто, по-мужски, не боясь моего гнева. Что ж, вы получите свою долю, и немалую, но судна я вам не дам. Такой корабль стоит гораздо больше, чем вы заслужили. Так что возьмите ваше золото, повесьте его на шею и добирайтесь до Сицилии вплавь. Если хотите, я даже с мечом наголо провожу вас к борту. Вода в море теплая, а по звездам вы легко найдете дорогу.
Тут он сделал шаг в их сторону, а остальные с громким хохотом принялись теснить их к борту, словно намереваясь сбросить горемык в море. Те уже и не рады были, что так некстати высунулись, и слезно молили Дионисия разрешить им остаться.
Наконец Дионисий сжалился и, пожимая плечами, сказал:
— Что за странные люди — сами не знают, чего хотят! Ну, да забудем прошлое; теперь мы снова одна большая семья, в которой каждый имеет право голоса. Так давайте же проголосуем! Пусть поднимут руку те, кто по своей воле хочет плыть со мной в тыл к персам, а потом в Массалию.
Все, включая и меня с Дориэем, подняли руку, чтобы не гневить Дионисия. Один Микон стоял неподвижно с тихой улыбкой на устах.
Дионисий обошел своих воинов, похлопывая их по плечу и приговаривая: «Молодец!», «Ты верно выбрал!», «Спасибо, что не подвел!» Дойдя же до Микона, он нахмурился и спросил:
— Ты что же, собрался вернуться домой на дельфине?
Бесстрашно глядя в глаза Дионисию, Микон ответил:
— Я готов ехать с тобой, Дионисий, куда ты скажешь, но где окончится наше плавание — решать судьбе. Нам же это неведомо. Поэтому я не хочу искушать бессмертных и делать выбор там, где речь идет о вещи столь же зыбкой и непостижимой, как и все земное.
— Ты не веришь в мою удачу? — удивился Дионисий.
— Почему же? — возразил Микон. — Я лишь напоминаю тебе, что между ртом и краем чаши часто лежит пропасть.
Обезоруженный его кротостью, Дионисий проглотил суровую отповедь и повернулся вновь к своим воинам, восклицая:
— Лишь бы наутро подул свежий западный ветер! Я принес уже жертву финикийскому богу, что на носу корабля, и окропил его лик, руки и ноги человеческой кровью, ибо я знаю, как любят ее финикийские боги. А Посейдону и морским богам я приношу в жертву вот это ожерелье, за которое дали бы не один дом и виноградник, чтобы доказать вам, что я верю в свою судьбу. Я приношу мою жертву охотно и весело, не требуя при этом, чтобы и вы пожертвовали богам что-либо из своей доли, и твердо надеюсь добыть взамен трофей не хуже, а может быть, даже лучше этого.
С этими словами Дионисий побежал на нос корабля и бросил тяжелое ожерелье в воду. Непроизвольный стон вырвался из груди воинов при виде того, как бесценная вещь исчезает в морской пучине. Но все также поняли, что Дионисий и впрямь верит в свою удачу, и, одобряя его жертву, стали царапать ногтями корабельный настил, дабы вымолить у богов западный ветер.
После этого Дионисий отпустил людей спать, пообещав, что сам покараулит до рассвета. Те разошлись, расхваливая своего заботливого военачальника, я вскоре мощный храп заглушил всплески волн и поскрипывание кораблей. Все так устали, что спали как убитые. Лишь двое на главном судне не сомкнули глаз: Дионисий и я.
Мысль о том, что нас ждет, не давала мне покоя. Овечьи кости показали нам с Дориэем на запад, и хотя вопреки им мы пошли на восток, в Ионию, судьба неумолимо поворачивала нас назад — и притом на край света.
Осознав, что на сей раз я навсегда покидаю Ионию, я ощутил комок в горле и впотьмах, стараясь не наткнуться на спящих, пошел искать бурдюк с водой, а напившись, поднялся на палубу. Я стал смотреть на серое небо и черное беспокойное море, слушая плеск волн и чувствуя легкое покачивание судна у себя под ногами.
Из задумчивости меня вывел тихий стук. Босой, я неслышно подошел к Дионисию, который стоял, перегнувшись через борт на носу корабля, и что-то вытаскивал из воды. Увидев, как он наматывает на локоть веревку, я удивленно спросил:
Читать дальше