Юрий Борев - Фарисея. Послесталинская эпоха в преданиях и анекдотах

Утром 19 августа Скоукрофт доложил Бушу: «Чёткий план действий у путчистов, отсутствует… В большинстве частей и соединений техника остаётся в казармах. Нет каких-либо признаков массовых арестов».

Отряд спецвойск «Альфа», посланный на дачу Ельцина, опоздал на двадцать минут. Президент России уехал на машине в Белый дом. По словам самих «альфовцев», они следили за Ельциным и знали о каждом его шаге, но сознательно позволили ему уехать.

Утром 19 августа, после пресс-конференции путчистов по улице шла женщина лет сорока и плакала: «Ну что же, они нас опять за дураков принимают?!»

— А я за порядок. Может, комитет установит порядок. Я за того правителя, который накормит.

— Народ должен кормить сам себя. При чём тут правитель?

Интеллигенция не была и не могла быть привлечена гэкачепистами на их сторону. Поэтому они не могли заполнить радио и телевизионные передачи ничем, кроме классической музыки.

Зиновий Гердт сказал: «Быть может, это кощунственно, но я больше никогда не смогу смотреть „Лебединое озеро“.»

В полдень в Москве уже появились листовки-обращения к гражданам России за подписью Ельцина, Хазбулатова и Силаева. Народ России призывался к неподчинению путчистам. В дальнейших своих обращениях и указах Ельцин объявил путчистов государственными преступниками, и любое исполнение их распоряжений подсудным.

В Москву введены части Кантемировской и Таманской дивизий.

Днём 19 августа Буш высказал загадочную фразу, которая облетела весь мир: «Не все перевороты бывают удачными».

Выйдя из Белого дома, Ельцин с танка обратился к народу и призвал сопротивляться ГКЧП.

Информационную блокаду, установленную путчистами, прорывают независимые демократические газетные спецвыпуски и листовки, сообщения радиостанции «Эхо Москвы» и зарубежных «голосов».

Буш срочно вылетел в Вашингтон. Он позвонил Ельцину по обычному телефону и спросил, нужно ли и поможет ли России заявление о позиции США.

— Да. Да. Да, — ответил Ельцин.

Тут же Буш сделал заявление журналистам: «Американский народ не признает новую власть».

Начало путча совпало с началом работы конгресса соотечественников. Михаил Никитович Толстой пошутил: «Как только русские люди собираются вместе, начинается революция». Это шутка разрядила напряжение, которое возникло во время торжественного открытия — один из американских русских встал и сказал, что, по поступившим из-за рубежа сведениям, Михаила Горбачёва уже нет в живых. Гость предложил почтить память президента вставанием. Часть зала встала, другая часть запротестовала.

Две женщины обратились к танкистам на Калининском:

— Зачем вы приехали? Неужели вы будете стрелять в ваших матерей и братьев?

Один солдат сидел, обхватив голову, другой огрызнулся:

— Что прикажут, то и сделаем, идите лучше к офицерскому танку!

Женщины переключились на офицеров. Те молчали, потом старший крикнул: «По машинам!» — И танки двинулись в противоположную от Белого дома сторону. Женщина усомнилась:

— А вдруг мы уйдём, а они вернутся?

В дни путча в магазинах продавались кремлёвские сосиски.

Человек лет двадцати пяти. Одет на случай непогоды в тёплую брезентовую куртку, на голове каска. За плечами небольшой вещмешок, из которого торчит термос. Сзади прикручена верёвками жёсткая пластмассовая пластина — походное сиденье.

Во время путча Мстислав Ростропович привёл в порядок свои бумаги и полетел в Москву.

В Белом доме, ожидающем атаки, к нему приставили парня с автоматом. В радиорубке парень заснул на груди у Ростроповича. Ростропович взял у него автомат и сам охранял спящего. Когда охранник Юра, не спавший две ночи, проснулся, Ростропович сказал ему: «Когда я буду спать, я тебе доверю свою виолончель».

После победы у него спросили:

— Когда вы вернётесь окончательно?

— Когда вы окончательно прогоните коммунистов.

«Президенту Геннадию Янаеву, председателю Государственного Комитета по чрезвычайному положению в СССР.