Виктор Бычков - Жернова

Но и здесь им не дали договорить, хорошо и душевно проститься: поступила команда трогать.

Обоз из шести санитарных повозок и усиленного отделения охранения в количестве десяти верховых солдат на лошадях уходил в сторону Ляоляна в военный госпиталь. Возницы и медицинский персонал сопровождения тоже были вооружены винтовками: японцы частенько нападали на обозы и конвои, переодевшись под местных жителей.

– Вы мне пишите, Пётр Сергеевич! – Фёдор Иванович ещё прошёл немного с повозкой, проводил товарища.

– Пусть сопутствует тебе удача, Федя! Да хранит тебя Господь, – махнул рукой на прощание поручик, сотворив крестное знамение. – Хороший из тебя командир роты вышел. Да только должности ротного и взводного в пехоте не более двух-трёх боёв заполнены согласно штатному расписанию, в остальном – пустуют. Вот и я тому подтверждение. А ты, Фёдор Иванович, сломай злую и страшную традицию – живи назло всем врагам Руси нашей.

…Ровно месяц и одну неделю находился в военном госпитале в Ляоляне поручик. Здесь же его застал приказ о присвоении ему воинского звания капитан и награждении Петра Сергеевича Труханова золотым крестом святого Георгия четвёртой степени «за службу и храбрость», как было сказано в сопроводительном документе.

Японцы наступали, и госпиталь пришлось срочно эвакуировать. Ещё несколько суток всех раненых обозами вывозили до первой железнодорожной станции. Легкораненых, тех, кто ещё мог быть возвращён в строй после лечения, отправили во Владивосток, а капитан Труханов попал в команду комиссованных по ранению и непригодных к воинской службе. Этим выдали расчёт, документы и проводили вглубь России, позволив каждому из них определяться в дальнейшей судьбе самостоятельно.

Петра Сергеевича отправили санитарным составом, как офицера. Помимо прочего, ему ещё необходима была медицинская помощь. Срезанная осколком снаряда по самую щиколотку пятка правой ноги плохо заживала, гноилась. И после выздоровления капитану потребуется особая обувь или протез. По словам лечащего военврача и постоянного компаньона Петра Сергеевича по игре в карты Юрия Степановича Солодова, в Москве есть отличный мастер по изготовлению такой обуви милейший человек Иосиф Зиновьевич Клейнерман. Он содержит мастерскую прямо у себя во дворе в пристройке. Нанятые рабочие – высочайшего класса мастера.

– Сделают тебе сапожки, дорогой Петря (доктору нравилось обращаться к друзьям чаще всего панибратски, иногда по-простолюдински, вот и Петра Сергеевича он называл – Петря), и цыганочку с выходом в «Яру» ты будешь выплясывать лучше любого московского артиста или местных цивильных прощелыг. Я тебе говорю. Так что, записывай адрес спасителя, капитан. Век благодарен будешь.

– Увольте, милейший Юрий Степанович, у меня на руках бумага в Екатеринбургский госпиталь, – Труханов устало отмахнулся от товарища. – Я что, не понимаю? Прекрасно осознаю, доктор, что я – инвалид! И не спорьте, – видя, что напарник поднял руки в знак несогласия, капитан пресек этот жест в самом начале. – Полноте, о какой Москве вы говорите? Участь нашего брата – погибать в бою. В лучшем случае – лечиться в заштатных лечебницах на просторах империи. Москва и Питер – для избранных.

Поезд увозил раненых подальше от войны; вагон мотало на рельсах; воняло карболкой и ещё чем-то, чем только может вонять в санитарных вагонах.

В последнем письме из дома, которое получил перед эвакуацией госпиталя, матушка писала, что приходили судебные приставы, описали за долги всё имущество в имении Трухановых, включая и само поместье с пристройками для прислуги, конюшни, амбары, каретную. Если она не найдёт должную сумму, всё отнимут и выставят на торги. Говорила, что обращалась в уездное дворянское собрание. Там лишь развели руками: свободных денег не было и не будет. Военные заказы в последнее время оплачиваются не регулярно, расцвело казнокрадство, а армию голодной не оставишь. Бюджет уезда еле-еле сводит концы с концами. Так что…

Обратилась и к губернатору – ездила на приём к нему. Даже не записали в канцелярии. Сказали, что сам убыл поправлять здоровье на Кавказ, а кроме губернатора никто с этим делом связываться не хочет. Да другие и не уполномочены решать проблему личной несостоятельности некоторых нерадивых дворян.

Нет, маменьке не отказали. Хуже. Её выставили за дверь, как чернь. С ней обращались не как со столбовою дворянкой, а как с жалкой нищенкой, подавать милостыню которой – личная воля каждого. И увещевания, что не одно поколение Трухановых положили жизни во славу Отечества, и ссылки на то, что единственный сын сейчас на фронте, участвует в русско-японской кампании, защищает честь России с оружием в руках, каждый день рискуя собственной жизнью, должного результата не возымели. По словам маменьки, губернским чиновникам совершенно безразличны честь и достоинство, душевные терзания какой-то ничтожной сорокапятилетней матери-дворянки и четырнадцатилетней девчонки – её дочери. А то, что сын на фронте? Россия, слава Богу, богата на мужиков и патриотов: не будь Петра Сергеевича Труханова, будет кто-то другой. Свято место пусто не бывает. Уж кем-кем, а патриотами да воинами-защитниками Русь не обделена. Так что… обошлись, как с чернью, как с ничтожеством.