Валерий Рябых - Загадка Симфосия. Исторический детектив

– А вы, соколики, почто молчите, отчего не рады княжьей воле? Или вам не по нраву Парфений, чай матушки моей исповедник. Забываться стали!? – и раскатисто рассмеялся, и вдруг прервав хохот, разом стерев с лица веселье, удрученно выговорил. – Эх вы, советчики херовы, еще сотоварищи называются, так и тяните меня в кабалу чужую, в ярмо венгерское. Ужо я вам! – погрозил пальцем совсем беззлобно, даже игриво. Наверное, князь давно смирился, как с неизбежным злом, с продажной сутью бояр.

Вельможи от страха посерели, молчали, как в рот воды набрали. Смерив их презрительным взором, Владимир скомандовал гридням:

– Тащите сюда Кириллу игумена! – ближний гридня, недоуменно развел руки, но князь не внял. – Знаю, что захворал, а мы сейчас его подлечим. Немедля ведите!

Настоятель явился быстро, не иначе стоял за дверью. Он весь скукожился, словно дырявый мех, ступал, еле волоча ноги. Его породистая голова судорожно подрагивала, лицо было белее полотна. Ступив пред грозные очи Владимира Ярославича, авва, не раздумывая, бухнулся на колени и слезливо запричитал:

– Прости княже раба твоего грешного. Отдаю себя в руце твои. Помилуй благодетель!

По-видимому, игумена успели наставить на путь истинный, велев исполнить сцену раскаянья, теперь уже для епископа. Мол, хорошего и не жди, делай, что велят, а там видно будет. Кирилл не был дураком, а уж, коль речь зашла о жизни и смерти, он предпочел смирение заносчивости, умерив гордыню, сделался авва сир и наг.

– Встань отче, стыдно колени протирать, ты ведь не смерд, а иеромонах, – повелел Владимир. – Признаюсь, я весьма недоволен тобой, подвел ты меня, игумен. Всех нас, – взмахом руки очертил присутствующих, – обескуражил! Ну, да ладно, как говорится, повинну голову меч не сечет. Поедешь под стражей в Киев. Благодари боярина Андрея, он за тебя поручился. Велю ему погуторить с тобой по-свойски, – как бы ни видя протестного жеста епископа Мануила, дополнил. – Андрей Ростиславич потом мне доложишь…. И боле тебя Кирилла не хочу видеть, не желаю! Уведите его отроки с глаз долой.

Вторично растоптанный настоятель, дернулся облобызать монаршую ручку. Но Владимир, как от зачумленного, отдернул десницу, и упрямым кивком выпроводил игумена вон. Обождав, пока уйдет опозоренный Кирилл, князь ехидно-ласково молвил епископу:

– Владыка, не утруждай себя, что за надобность тиранить слабого человека, он и так полные штаны наложил. Ты, святой отец, лучше пораскинь мозгами: все ли благополучно в твоей епархии. Не свила ли еще где гнезда ересь паскудная? Вся ли паства твоя благоверна? Смотри, преосвященство, не дай маху, не прозевай заразу, – и уже вкрадчиво, со зловещим намеком добавил. – Тогда никто не простит!

Мануил со злостью надулся и закряхтел в ответ. Остальные присутствующие, не исключая и нас с боярином, потупив головы, затаили дыхание. Все прекрасно понимали, как не слаб князь Владимир, но он заимел козырь, дающий право карать без всякой проволочки. И возразить-то нечего, – Божье дело!

Обойденный в своих надеждах епископ, сославшись на недомогание, поспешно покинул гридницу. Вельможные бояре, не сговариваясь, вышли проводить разобиженного владыку.

– Волки, чисто волки! – выговорил князь им в след. – Вот дал господь наперсников, продадут, за грош продадут и не подавятся. Эх, жаль Ростиславич, нет у меня верных товарищей. Тебя бы, братец, переманить к себе, да знаю, не пойдешь. Оно и Всеволод не отпустит, – и усмехнулся горько. – Разве же плюнуть на все, отправиться с тобой к Великому князю, да и отпросить тебя у него?

Андрей Ростиславич, не зная как воспринять слова князя, недоуменно пожал плечами. Что тут скажешь? Насколько я знал, лицемерить, боярин не приучен. Князь же, не стесняясь меня, совсем загорился и с болью произнес:

– Пропаду я, сгину в этом волчьем логове. Не дадут спокойного житья, как пить дать, истерзают злодеи, как отца, как и деда – изведут. У них одна забота, боярин, собственная мошна, для них любой князь, что лишний рот. Хотят сами по себе властвовать. – Владимир Ярославич охватив голову руками, тяжко вздохнул. – Как мне подрубить бесово семя? Повязал бы в один узел и утопил! Да нельзя, сил нет, опереться не на кого. Все продажны, все ждут моей погибели. Али я не прав, боярин? Ну, скажи, что я заблуждаюсь, скажи!?

Андрей Ростиславич благоразумно молчал. Самое лучшее в том положение – не перечить, ждать и молчать. Князь Владимир и не нуждался в ответе, ему хотелось выговориться, и он нашел благодарных слушателей: