Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури

Она слушала размеренное, ровное дыхание. На длинном пальце Тони переливались мелкие бриллианты. Золотая змейка поднимала голову. Он улыбнулся:

– У нее тоже голубые глаза. Как у тебя, любовь моя… – Тони никак не могла понять, на кого он похож. Она вспомнила портрет знаменитого Волка:

– Ерунда, совпадение. У Волка не было детей. Только у его брата, Анри, погибшего во время Коммуны. Парижские кузены прямые его потомки… – снимков Волка не сохранилось. Тони подозревала, что революционер и не фотографировался. Девушка видела портрет Волка, в советских учебниках:

– Они похожи, очень. Одно лицо. Волк погиб, в России, после покушения на императора Александра… – Максим все ей рассказал. Тони поняла, что он знает, как ее зовут на самом деле:

– А если он и о Воронове знает? Но откуда… – Максим ничего ей не сказал. Она, было, открыла рот, чтобы объяснить свое пребывание в Москве. Максим приложил палец к ее губам:

– Я понимаю, что ты здесь от британской разведки. Я встречался… – он повел рукой, – кое с кем из нашей семьи… – кого он видел, Тони так и не узнала. Девушка облегченно вздохнула:

– Очень хорошо. Он себе придумал легенду, и в нее поверил. От любви даже умные люди глупеют… – он стоял на коленях, перед ее креслом. Тони почувствовала прикосновение кольца:

– Это семейное… – голубые глаза улыбались, – Волк подарил его моей бабушке, Любови Григорьевне… – он кивнул на томик Чехова, на столе:

– Положено отдать его тому, кого ты любишь. Я люблю тебя, Тони, люблю… – она решила, сначала, попросить вывезти ее и сына из СССР, а потом упомянуть о Воронове:

– Пусть согласится… – Тони, задыхаясь, обнимала его, – пусть сначала согласится мне помочь. Он не пожалеет Воронова. Он вор, может быть, убийца… – в библиотеке, Тони шепнула, что надо быть осторожными. В поездки она пакетик не брала. Максим кивнул:

– Ни о чем не волнуйся, это моя ответственность… – Тони вспомнила, что Питер тоже так говорил:

– И Виллем, но с Виллемом мы сразу решили, что хотим детей. И у нас есть ребенок. Господи, – тоскливо поняла Тони, – как я хочу, чтобы все исчезло, чтобы они оставили меня в покое. Я хочу встретиться с Виллемом, и никогда больше не расставаться… – сейчас ей надо было уговорить Максима. Тони целовала его:

– Все можно, мой любимый, все можно. Сейчас безопасно, я хочу, чтобы тебе было со мной хорошо… – она и сама плакала, вцепившись зубами ему в плечо, в наколку со звездой:

– Я люблю тебя, так люблю… – Тони потушила окурок. Он все еще дремал.

Когда он лежал, затягиваясь сигаретой, устроив ее голову на груди, Тони поняла, что его голубые глаза могут, мгновенно, похолодеть. Он отказался уезжать из Советского Союза. Он, просто, сказал:

– У меня есть долг. Перед этой землей, перед моим народом. Я тебя люблю… – Максим поцеловал влажный, белокурый висок, – и буду любить, до смерти моей. Тебя, твоего мальчика… – он, нежно, улыбнулся: «Уильяма». Тони не сказала ему, кто отец ребенка. Она ожидала вопросов, но Максим их не задавал. Он только заметил:

– Если ты позволишь, он, конечно, станет нашим сыном… – Тони сдержалась, не закатив глаза:

– Как они мне надоели. От всех я слышу одно и то же. Питер, Воронов, теперь он. Виллем отказался со мной видеться, а ведь он знал, что я мальчика привезла. Ничего, – успокоила себя Тони, – Виллем отошел, наверняка. Он не сможет передо мной устоять. Никто не сможет… – она заметила упрямый огонек, во взгляде Максима, твердый очерк подбородка. Тони прикусила губу:

– Не стоит на него давить. Со мной он мягкий… – Тони едва слышно застонала, почувствовав его руку, – однако он преступник. Не надо вызывать у него подозрений… – Максим собирался завтра записаться в армию, добровольцем:

– Мне нельзя… – он гладил ее голову, – по нашим законам. Нельзя в армии служить, вступать в партию, комсомол. Работать нельзя. Но сейчас… – он горько помолчал, – надо ставить благо России выше собственного блага… – Тони вспомнила: «Папа так говорил». Тони сказала, что редакция газеты отправляет ее в эвакуацию, в Куйбышев. О Воронове она, благоразумно, умолчала.

Максим кивнул:

– Хорошо.

Он ласково, едва касаясь, целовал ее белоснежную, будто светящуюся, кожу:

– Когда все закончится, я приеду, и заберу тебя. Увезу домой, в Англию… – он извинился, оставив ее в спальне: «Я позвоню, кое-кому». Вернувшись, он протянул Тони записку, с номером телефона:

– Надежный человек, в Куйбышеве. Он о вас позаботится, до моего приезда. И я ему напишу… – Максим коротко усмехнулся, – он будет знать мою полевую почту… – Тони предпочла не спорить. Она смотрела в окно, на огни прожекторов: