Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури

Смушкевич тоже сидел на Лубянке, в подвальных ярусах. Его взяли до начала войны, с расчетом присоединить к делу покойного Горского. Смушкевич, юношей, служил у Горского комиссаром, на польском фронте. Генерал Павлов тоже участвовал в польском походе, командиром взвода. Все складывалось, как нельзя лучше. Наум Исаакович называл подобное элегантным выходом из положения. Горский, правда, сначала обвинялся в шпионаже в пользу американцев и японцев, однако они решили копнуть дальше. Горский долго жил в Цюрихе, где мог продаться немецкой разведке:

– Он стал шпионом, – сказал нарком Берия, на совещании, – до революции. Вовлек в преступную деятельность Смушкевича, Павлова… – Берия стукнул кулаком по столу:

– Они продали немцам информацию о расположении наших аэродромов, оставили самолеты без прикрытия. Мы потеряли пятьсот машин только на земле. Они велели красноармейцам прекратить сопротивление… – Горский, несомненно, был виноват в том, что танки Гудериана форсировали Березину, и вышли в окрестности Бобруйска. Именно Александр Данилович заставил советскую армию сдать Львов, о чем в сводках не сообщили. Предательство Горского привело к тому, что в Прибалтике немцы перешли Западную Двину. Командующий Северо-Западным фронтом Кузнецов приказал войскам отходить с боями к Пскову, за что его тоже сняли с должности. Из-за Горского вчера, в последний день июня, началась эвакуация из Москвы наиболее важных учреждений и предприятий.

В кармане у Петра лежал литер, в мягкий вагон специального поезда, Москва-Куйбышев, для Тонечки и Володи. Состав отправлялся послезавтра, третьего июля. О встрече и размещении семьи заботились куйбышевские коллеги. Петр не хотел оставлять жену и сына в Москве. Из-за Горского, и его шпионской группы немцы, через пару недель, могли оказаться где-нибудь в районе Тушинского аэродрома.

Участники совещания отлично помнили радиограммы от Кукушки и Рамзая, где называлась точная дата начала войны, количество немецких дивизий, и планируемые направления ударов. Они с наркомом не обсуждали эти сведения. Не заходила речь и о том, что Кукушка, дочь и выученица Горского, сидит в нижнем ярусе внутренней тюрьмы. Дело с ней было понятным. Она, с покойным Янсоном, проходила в числе остальных обвиняемых шпионского центра.

Петр лично видел короткий росчерк красного карандаша, приговаривающий Кукушку к расстрелу. Товарищ Сталин, в последний раз, появлялся на заседании Политбюро позавчера. Никто не знал, где сейчас Иосиф Виссарионович.

– Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, всё просрали… – Петр выбросил сигарету в реку. Сталин сказал это после известий о сдаче Минска. В тот же день он подписал приказ о расстреле Кукушки. Когда Горскую только привезли в Москву, Берия, после доклада у Сталина, заметил:

– Нечего тянуть. Она пятнадцать лет болталась на западе. Она тоже агент японцев, американцев. Но надо подождать, пока доставят малолетнюю сучку… – нарком кинул взгляд на календарь:

– Устроим очную ставку, и расстреляем обеих. Она Марту отправила к своим хозяевам, не иначе… – Петр никому не говорил об истинном происхождении Горского:

– Если товарищ Сталин решил этого не делать, то, как я, член партии, должен подчиняться его воле… – они ждали Эйтингона.

Наум Исаакович, и Судоплатов поехали в Цюрих, искать следы Марты Рихтер. Паука, в Америке, тоже поставили в известность о пропавшей девушке. Затруднение было в том, что никто не знал, как выглядит Марта. У товарища Сталина о подобном спрашивать никто бы ни рискнул. Ни одной фотографии они не нашли. Эйтингон и Судоплатов вернулись из Швейцарии с пустыми руками. На ежегодных снимках класса в Институте Монте Роса Марта Рихтер не присутствовала. На бывшей вилле Кукушки не имелось семейных альбомов, а опрашивать соседей было опасно. Не стоило вызывать подозрения к делам «Импорта-Экспорта Рихтера».

Выяснилось, что девушка позвонила адвокату, занимавшемуся документами компании. Марта, правда, не стала говорить, где находится. Узнав о трагической смерти матери, в автокатастрофе, она объяснила, что не сможет приехать на похороны, и повесила трубку. Фрейлейн Рихтер могла звонить, откуда угодно. Никакого способа найти ее по пятиминутному телефонному разговору не существовало. От Паука они тоже не получили ничего обнадеживающего.

– Иголка в стоге сена… – Петр облокотился о нагретый солнцем капот эмки, – мы только знаем, что ей семнадцать лет. У нее швейцарский паспорт на руках, для нее открыт весь мир. Кукушка, наверняка, снабдила ее сведениями о наших резидентах… – Рамзаю, в Японии, сообщать ничего не стали. Петр понимал, что Рамзай тоже под подозрением. Товарищ Сталин хотел отозвать его в Советский Союз: