Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури

– Больше недели прошло… – сегодня был первый день июля.

Это могло означать все, что угодно. Из Японии могли привезти Рамзая, для очной ставки и создания дела объединенного шпионского центра, под руководством покойного отца Анны. Могли найти и доставить в Москву Марту, и сейчас избивать ее, в одной из соседних камер. Мог умереть Сталин, немцы могли атаковать Советский Союз.

На каждой встрече Анна говорила Фитину о будущей войне. Начальник иностранного отдела улыбался, открывая папку:

– Вернемся к поездке в Германию, в двадцать третьем году. По расписке, оставленной в финансовом отделе, вы получили… – Анне хотелось вырвать из его рук карандаш и ткнуть обломками в ухоженное лицо.

– Воронова, наверное, послали искать Марту… – за кофе она курила две папиросы подряд. Спички ей не оставляли, а следующую чашку приносили только с обедом:

– Хотя Воронов не чистильщик, он рангом выше. Выученик Эйтингона, любимец Сталина, сын героя гражданской войны. Я тоже была его любимицей, – усмехнулась Анна, – пока он не решил избавиться даже от мертвых соперников… – просить о встрече с Иосифом Виссарионовичем было бесполезно. Анна даже не заикалась о подобном.

Серебристый дымок поднимался к беленому потолку, Затягиваясь «Казбеком», Анна поднесла к губам чашку, допивая кофе. Женщина насторожилась. Из-за массивной двери камеры, из дальнего конца коридора, раздалось знакомое постукивание. Так перекликались надзиратели в Бутырской тюрьме, в царские времена. Об этом Анне рассказал отец. Кого-то вели в камеру, или, наоборот, выводили оттуда. Остатки кофе плеснули Анне на руку. Надзирательница, вырвав у нее чашку, захлопнула дверцу.

Низкий, страдальческий, животный вой, несся по коридору:

– Товарищи! В органы пробрались враги, это заговор! Я майор Мария Нестеренко, командир авиационного полка… – Анна вздрогнула от глухого удара. Женщину, казалось, били головой о каменный пол. Она, все равно, продолжала кричать:

– Товарищи, немцы напали на Советский Союз! Меня арестовали на второй день после начала войны… – она закашлялась, знакомый Анне голос выматерился, засвистела резиновая дубинка. Женщина стихла. Окурок жег пальцы. Она поднесла «Казбек» к губам, чувствуя горький привкус последних крошек табака:

– Война началась. Воронов здесь. Теперь они никогда не найдут Марту… – бросив папиросу на пол, Анна растерла ее простой, растоптанной туфлей, на плоской подошве. Шнурки на Лубянке были вне закона.

– Война началась… – она заставила себя стоять прямо:

– Вот почему меня не водят на беседы. То есть допросы… – Анна прислонилась виском к холодному железу двери:

– Пусть они со мной делают все, что хотят. Они не отыскали Марту, и никогда ее не отыщут… – Анна увидела хрупкую фигурку дочери, на углу Унтер-ден-Линден, под цветущими липами. На бронзовых волосах лежала золотая пыль.

– Прощай, милая… – одними губами сказала Анна. Вернувшись на койку, она стала ждать вызова на настоящий допрос.

Отказавшись от шофера, майор Воронов сам сел за руль эмки. Петру надо было успокоиться, после допроса Нестеренко. Вождение всегда ему помогало. От Лубянки до Фрунзенской, даже в обеденное время, было, вряд ли больше четверти часа пути, но Петр поехал через Замоскворечье. Он привел себя в порядок, в кабинете, но все равно, не хотел, чтобы Тонечка и малыш вдыхали тюремный запах, крови и страха.

Нестеренко арестовали с мужем, комбригом Рычаговым, героем испанской войны, бывшим заместителем наркома авиации. Арестовали бы и начальника ВВС Западного военного округа, потерявшего за первый день войны семь сотен машин, однако Копец вечером двадцать второго июня застрелился, в своем кабинете.

– Он предусмотрительно поступил… – остановившись рядом с Домом на Набережной, Петр вышел к реке. Каменный Мост украсили флагами, на каждом столбе виднелся плакат. Доблестный солдат Красной Армии вонзал штык в гитлеровского захватчика, больше похожего на крысу. Вытряхнув сигарету, из пачки Camel, Воронов посмотрел на мощные стены Кремля, на рубиновые звезды, сверкающие в жарком, полуденном солнце. Над мостом кружилась золотая, цветочная пыль, сладко пахло липами. Речной трамвай шел к Парку Культуры и Отдыха.

Петр затянулся хорошим табаком. Насколько знали в Москве, бои в Брестском и Минском котлах еще шли, но сопротивление было бесполезно. После Минска и Риги, немцы рвались дальше. Не существовало силы, способной остановить наступление. Вчера арестовали командующего западным фронтом, генерала Павлова, и его начальника штаба. Предателей везли в Москву.