– Ладно, Клаус. Передатчика у мерзавцев больше нет, Монах разгромлен, можно не беспокоиться. Думаю, в Лионе мы с тобой встретимся… – он подмигнул Барбье, – впереди депортации евреев с юга Франции, уничтожение тамошних бандитов… – завтра Макс ехал на запад, в Париж:
– Найду мальчишку, – пообещал он себе, устраиваясь в кровати, – живым он от меня больше не уйдет. Отыщу месье Корнеля, с его алмазом… – за окном серый день катился к вечеру. На больничном дворе зажигались фонари.
Доктор Лануа, в сопровождении солдата, шел к воротам. На улице стояла телега, запряженная першеронами, со сгорбленным стариком, на козлах. Он курил короткую трубку, сплевывая на дорогу.
– Медикаменты брал… – Макс присмотрелся, – мы разрешили… – ему показалось, что в сене, на телеге, лежит какая-то черная шавка:
– Кардозо похожую тварь держали… – вспомнил Макс, – впрочем, они здесь в каждом доме… – он закрыл глаза:
– Сдохла, и хорошо. Подобным женщинам доверять нельзя. Она бы мне в постели в спину нож вонзила. Не то, что Марта… – Макса немного раздражала глупость невестки, но, по крайней мере, она была истинно арийской женщиной, покорной мужу и фюреру.
– Мне тоже надо найти хорошую жену… – решил Макс, – у нас есть страны, сателлиты. Венгрия, Румыния. Такие браки разрешены, даже поощряются. Эмму пора замуж выдавать… – телега свернула за угол, он задремал.
Доктор Лануа и месье Верне молчали.
Першероны поравнялись с дорогой, ведущей на холм, к развалинам замка. Врач, тихонько, свистнул. Гамен поднял голову, из сена. На ошейнике пса висел холщовый мешочек. Порывшись в старом саквояже, доктор положил туда две вареные картофелины, кусок домашней колбасы, и горбушку хлеба. Гамен облизнулся, розовым, острым языком:
– На шахту не ходи, – строго сказал доктор Лануа, – завтра к мосту прибегай… – шипперке завилял хвостом. Месье Верне оглянулся: «Можно». Соскочив с телеги, собака понеслась вверх, к остаткам мощных стен. Пес пропал, они поехали дальше. Месье Верне закашлялся:
– Может быть, стоит мадемуазель Маргариту забрать оттуда… – он дернул небритым подбородком в сторону развалин, – не сейчас, позже, когда все стихнет… – доктор покачал головой:
– Вода там есть. Не зря мне коллега Гольдберг говорил о колодце. Надо же, со времен первого адмирала он сохранился. Тогда к осадам готовились… – Лануа, чиркнув спичкой, затянулся папиросой:
– Так безопаснее. Фермы они могут обыскивать, а туда никто не полезет… – першероны тянули телегу на холм. Месье Верне выругался себе под нос:
– В прошлый раз мы его в шахте прятали, сейчас в пещере… – старик, почти робко, спросил: «Выживет он, доктор Лануа?»
Врач вздохнул:
– Посмотрим, месье Верне… – над развалинами замка парил большой, мощный сокол. Доктор выбросил окурок в мерзлый, слежавшийся снег, на дороге: «Опять похолодало».
– То обманная весна была, – угрюмо сказал старик, – на Ботранже вчера еще метр снега выпал. Пещеру, если не знаешь, где вход, и не найти теперь. Телегу дома оставим, как обычно, а дальше пешком… – Лануа кивнул, поставив на колени докторский саквояж.
Першероны растворились в сумерках, скрип колес затих. Сокол, сложив крылья, устроился на неровных камнях замковой стены. Птица, нахохлившись, следила за освещенной прожекторами равниной, за темными силуэтами терриконов, окружающими Мон-Сен-Мартен.
Большие, французские окна темного тика распахнули в сад отеля «Стрэнд». На мраморной террасе расставили плетеные кресла. С зеленой лужайки доносилось журчание фонтана, перекликались павлины. В городе царила сухая, зимняя жара. Под потолком медленно вращались большие вентиляторы. Официанты, в мужских, строгих, синих и серых саронгах, неслышно скользили по отполированному полу, с подносами нарезанной гуавы, личи, мангостана и сахарных яблок. Тяжело, удушливо пахло цветущими магнолиями. К потолку поднимался дымок сигарет.
Поправляясь после ранения в Британии, Меир лежал в госпитале, в замке Джона, и не посещал дорогие лондонские отели, в Мэйфере. Он смотрел на тонкий фарфор, на блеск серебряных ложек, на крохотные, деликатные сэндвичи, с огурцом и копченым лососем, свежие, горячие сконы и бисквиты, с малиновым, и абрикосовым джемом. Командующий британскими силами в Бирме, генерал Арчибальд Уэйвелл, наклонил над чашкой изящный кувшинчик, со сливками: «Значит, вам понравилась Калькутта, мистер Горовиц?».
Читать дальше