– Странные люди. У них мужья в концлагере сидят, а они ходят по развалинам, и мебель подбирают. Где они мебель держать будут? – Макса это не интересовало. Он получил телеграмму от рейхсфюрера Гиммлера. За ликвидацию банды Монаха, Максу присвоили очередное звание, он получил Железный Крест, первого класса. Барбье назначался начальником лионского гестапо. Приятель тоже продвигался по службе.
Гиммлер распорядился убрать евреев из местного концлагеря. Заключенных отправляли на восток. Из Мон-Сен-Мартена начали уходить товарные поезда, с немецкой охраной и немецкими, присланными из Кельна машинистами. Барбье пожал плечами:
– Местные отказываются подобным заниматься. Скатертью дорога, пусть сдыхают от голода. Стратегическую ветку нельзя перепоручать бандитам… – выжившие шахтеры теперь содержались в концлагере. Они ходили на работу под охраной, без права появляться в поселке, вернее, в кварталах разрушенных и сожженных домов.
Макс не хотел видеть бывшего соученика. Он подписал распоряжение, согласно которому, все дети из приюта, и отец Виллем, как подозрительные личности, связанные с так называемым Сопротивлением, отправлялись в Аушвиц. Макс никак не мог вспомнить, что ему мешало, когда он думал о приюте. Пробежав глазами список фамилий, увидев Мерсье, он едва не хлопнул себя здоровой рукой по лбу:
– Конечно, близнецы. Я думал, что Отто они понадобятся… – поставив росчерк, Макс забыл и о детях, и об отце Виллеме:
– Сволочь, как и его сестра, – зло сказал себе фон Рабе, – она сдохла, и он Аушвица не переживет… – Макс предполагал, что ее похоронили, на поселковом кладбище, среди бесконечных рядов наскоро поставленных крестов, из обожженного дерева. При ликвидации банды, как называл Макс акцию, погибло пять сотен мужчин, женщин и детей. Церковь Иоанна Крестителя, с могилами де ла Марков, и саркофагами святых, сгорела до фундамента. Над поселком возвышался остов замолкшей колокольни.
Макс не мог запретить католическое погребение, но церемония проходила без колокольного звона. Из Льежа приехали священники, тщательно проверенные гестапо. Барбье доложил, что женщины ходят к остаткам храма, собирая пепел. Макс отозвался:
– Пусть. Они все суеверные дикари. Одно название, что европейцы… – в набитых до отказа домах плакали малыши, женщины готовили и стирали на кухнях кабачков. В школьных классах лежали, под охраной, раненые шахтеры. Макс не собирался никого оставлять на свободе.
Вынув пулю, врач развел руками:
– Какое-то время движения будут ограничены. Когда мы снимем повязку… – Макс прервал его:
– Я долго валяться не собираюсь. Меня ждут дальнейшие дела… – он скосил глаза на бинты:
– До Парижа я доеду, здесь недалеко… – Макса вез в Париж личный лимузин, с двумя охранниками, положенными теперь, по новому званию и должности. Максимилиан стал офицером для поручений, у рейхсфюрера СС Гиммлера.
Фельдсвязью, из Берлина, прислали новое удостоверение. В документе значилось, что Макс имеет право отдавать распоряжения от имени рейхсфюрера. Гестапо на оккупированных территориях Европы и бывшего СССР обязали оказывать штандартенфюреру всемерное содействие, в рамках директивы «Ночь и Туман», и всех последующих приказов высшего командования.
Макса немного беспокоило, что Монаха, среди трех сотен погибших мужчин, никто не опознал. Барбье заметил:
– Они и раньше его описание скрывали. Правда, мы их не пытали… – Макс рассматривал отполированные ногти, на правой, здоровой руке:
– А теперь будем, Клаус. Очень хорошо, что Мон-Сен-Мартена больше не существует. Вся Европа содрогнется, узнав о таком… – победные реляции напечатали в немецких газетах. Из Кельна приехал корреспондент «Сигнала». Журналист пообещал Максу большой репортаж о героических немецких офицерах, борющихся с внутренними врагами рейха.
Взял сигарету, из медной пепельницы, затянувшись, Макс аккуратно переложил окурок в пальцы левой руки:
– В любом случае, Клаус, я уверен, что Монах мертв. Твоего преемника больше никто не побеспокоит… – как бы ни хотел Макс отправить в Аушвиц и девчонку Кардозо, он ничего сделать не мог. Так называемая Маргарита Дельпи, после акции, пропала без следа. У шахтеров, или их жен спрашивать о девчонке было бесполезно. Макс понял, что упрямцы скорее бы умерли, чем что-то выдали.
– Пусть сдыхают под землей, на двенадцатичасовых сменах и лагерной пайке… – зевнув, он отпил бразильского кофе:
Читать дальше