Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том третий

Утром, уходя из ателье, мадемуазель Савиньи, не стала выключать радио. Скинув жакет, она уловила низкий голос Пиаф, из Парижа:

– Tu m’as dit, voulez-vous danser?

J’ai dit «Oui» presque sans y penser

Je sentais contre moi ton bras souple et fort

Et j’ai tourné longtemps, tout contre ton corps…

Выход из комнаты отгораживала японская, деревянная ширма, расписанная летящими журавлями и цветами вишни.

Оставив жакет на спинке стула, засучив рукава блузки, Роза прошла на кухню.

Окно смотрело на заброшенный двор. До войны в доме помещалась автомастерская, с гаражом и просторным подвалом. Разделял дома невысокий забор. В случае необходимости можно было быстро оказаться в соседнем, проходном дворе. В подвале автомеханик устроил отдельный выход, на зады особняка. Все это было чрезвычайно на руку мадемуазель Савиньи и некоторым посетителям ателье.

Роза вернулась с Южного вокзала, проводив Виктора Мартена в Мехелен. В следующем году он ехал в Германию, якобы для встреч с учеными, социологами. По заданию Сопротивления, Виктор собирался выяснить, что происходит в польских лагерях. В Мехелен он отправлялся за тем же самым. Перевалочный лагерь для бельгийских евреев немцы открыли в конце весны. Сопротивлению требовалось узнать условия содержания, режим охраны, и постараться устроить побеги.

Роза и Виктор сидели в неприметном, привокзальном кафе. Мартен, тихо, сказал:

– Может быть, в Польше я что-то выясню, о судьбе отца Виллема и детей… – отец Яннсенс, глава иезуитов Бельгии, после расстрела в Мон-Сен-Мартене написал в Ватикан. Канцелярия его святейшества обещала связаться с папским нунцием, в Германии, и настоять на отправке детей в приют.

– Хотя бы детей… – Роза зажгла газовую горелку, – ребята из Льежа сообщили, что группу хотели в Аушвиц послать… – больше о ребятишках и священнике никто, ничего не знал, как никто понятия не имел, что случилось с маленькой Маргаритой Кардозо.

Кроме шахт и концентрационного лагеря, куда заключили выживших рабочих, от Мон-Сен-Мартена ничего не осталось. Церковь и поселок сгорели, замок давно разрушили. Семьи шахтеров ютились во временных, деревянных бараках, перебиваясь случайными заработками. Доступ на производство для посторонних закрыли. Железнодорожная станция больше не обслуживала пассажирские поезда. Мартен пожал плечами:

– В Арденнах, в наших отрядах мало кто выжил. Люди рассеялись, где их теперь искать… – Розе показалось, что Виктор избегает ее настойчивого взгляда. Роза вздохнула:

– Я здесь с Пасхи, а они мне еще полностью не доверяют. Не Сопротивление, а слоеный пирог. Католики, коммунисты, дворяне, сторонники правительства в изгнании… – Сопротивление не пыталось объединить разные группы:

– И во Франции то же самое… – Роза вспомнила рассказы Драматурга, – они, хотя бы, все согласны, что надо спасать евреев… – отряд Маляра и Драматурга считался составной частью Свободных Французских Сил, подчиняясь генералу де Голлю. Роза работала на Armée secrète, силы бельгийского правительства в изгнании. Виктор входил во «Фронт независимости», коммунистическую группу.

– Что не мешает нам сотрудничать… – она насыпала молотого кофе в медный, старомодный кувшинчик. На кухонном столе, придавленная пепельницей, лежала открытка с видом Карлова моста. Роза получила весточку в начале июня. Немецкое радио, три дня подряд, передавало траурные марши, и речи Геббельса, оплакивавшие безвременно павшего героя рейха. Роза читала мелкий, изящный почерк:

– Если наш общий друг решит пройти курс лечения в Бельгии, на водах, сообщи новости о его здоровье, мы волнуемся… – Роза знала, что капитан Кроу, из Лондона, отправился в Прагу. Из Блетчли-парка сообщили, об убийстве Мадемуазель, в Касабланке. Оставалось непонятным, выдала ли девушка какие-то сведения о французских партизанах, или о ней, Портнихе. Элен, правда, не знала, куда направляется Роза, но Портниха, все равно, вела себя осторожно. Цветок в окне оставался на месте. Горшок означал, что посторонние в ателье могут появляться только в случае крайней необходимости.

– Как, например, сейчас… – сварив кофе, она быстро переоделась в простое, хлопковое платье. Девушка взяла из кладовой плетеную корзину. Закурив папиросу, Роза подсвистела Пиаф:

– Sans y penser… Я сказала «Да», почти не думая. Прямо как я и Тетанже… – она горько усмехнулась: «Сейчас подобной роскоши себе не позволишь».

Розу ждали сегодня на полуденной мессе, в соборе Святых Михаила и Гудулы:

– Человек, что туда придет… – Мартен замялся, – организует операцию. Опыт у него большой, твой гость окажется в надежных руках. Все будет хорошо, не волнуйся… – пароль и отзыв поменяли. Роза садилась на пятую скамью слева, держа католический молитвенник.