Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый

Фрау Йозефа пользовалась покровительством Геббельса, производя бесконечные саги о благородных, чистокровных арийцах, храбрых и плодовитых:

– Это хотя бы можно читать… – Марта скрыла вздох, – в отличие от поэзии, прославляющей фюрера… – секретарь покашлял:

– Прошу, ваша светлость. Его высокопреосвященство ждет… – захлопнув книгу, Марта сунула том в сумочку, достав четки:

– Барбье подарок прислал… – вспомнила она, – еще один приятель Макса… – четки освятили в Лурде. Перекрестившись на маленькую статую Богоматери, с младенцем Иисусом, Марта прошла в открытую секретарем дверь кабинета нунция.

Марта припарковала мерседес на Потсдамер-плац, у афиши очередного пропагандистского фильма, «Атака на Баку». В ожидании захвата каспийских нефтяных промыслов считалось патриотичным отказываться от личных машин, передавая лимит на бензин вермахту. Марта, осенью, заговорила об этом с графом Теодором. Свекор усмехнулся:

– Незаметно, чтобы офицеры, на Принц-Альбрехтштрассе, или партийные бонзы, пересели на метро, дорогая моя. Мы живем скромно, даже самолета у нас теперь нет. Всего одна машина на семью. В твоем положении лучше не толкаться на станции Цоо… – Марта, тем не менее, часто ходила из Шарлоттенбурга до метро пешком. Осень стояла теплая, она подкидывала носком туфли каштаны, на сером асфальте мостовой:

– Герр Кроу выжил, очень хорошо. И доктор Кроу, наверняка, в безопасности… – из Брюсселя приходили только очень обрывочные сведения. Радисты избегали долго сидеть в эфире, технические службы в гестапо работали отлично. У них не было почти никаких новостей из Лондона, кроме того, что касалось дела. Брюссельский контакт сообщил, что Питер Кроу, после убийства Гейдриха, благополучно, добрался до Лондона.

Выключив зажигание, Марта посмотрела на белозубую, широкую улыбку Вилли Фрича. В «Атаке на Баку» он играл благородного офицера германской службы безопасности, Ганса Ромберга. Немец вступал в смертельную схватку с английским шпионом, Перси Форбсом. Если судить по фильму, Британия, со времен гражданской войны, собиралась захватить бакинские нефтяные поля.

Марта забрала с пассажирского сиденья картонную коробку, из кондитерской на Фридрихштрассе. Она взяла для пастора берлинские булочки, с ванильным кремом. Начало декабря выдалось мягким. Моросил легкий дождик. На Потсдамер-плац было немноголюдно, до обеда в учреждениях оставалось еще часа два. Марта шла под развернутыми, колыхающимися нацистскими знаменами, вспоминая сухой голос нунция:

– Фрау фон Рабе, я понимаю, что у вас есть семейные связи, в Ватикане… – Марта вздернула подбородок:

– Дружеские связи, ваше высокопреосвященство. Мой свекор в хороших отношениях с послом рейха при Святом Престоле… – нунций, внимательно, посмотрел на нее из-под круглых очков, в железной оправе. Им принесли хороший кофе, не эрзац, и монастырское печенье, тонкое, посыпанное сахаром. Нунций курил американские сигареты. Марта велела себе собраться:

– Его превосходительство посол сообщил моему свекру о письме, отправленном вам, из канцелярии его святейшества. Оно касается судьбы отца Виллема де ла Марка, арестованного в Мон-Сен-Мартене, и группы воспитанников католического приюта… – завтракая со свекром, Марта заметила:

– Хорошо, что Генрих прислал сведения по программе ариизации славянских детей в Польше, – она раздула ноздри, – теперь у меня есть оправдание визиту… – интерес жены оберштурмбанфюрера фон Рабе к участи человека, связанного с бандитами, как их называли в немецких газетах, мог показаться странным. У Марты наготове имелось объяснение.

– Ваше высокопреосвященство… – она прижала узкую ладонь, с простым, серебряным кольцом, к твиду жакета, – Иисус и Дева Мария благословили мое чрево новым солдатом для фюрера… – Марта указала глазами на живот, – однако я знаю много католиков, истинных сыновей и дочерей фюрера, которых Господь не оделил подобным счастьем. Ваше высокопреосвященство, – зеленые глаза заблестели, – если фюрер, в своей мудрости, распорядился отбирать для ариизации славянских детей, из Польши и Чехии, то почему мы не можем распределить в семьи детей бельгийских? Они сироты, католики, в них нет дурной крови славян… – с посетительницей было не поспорить.

Несмотря на хрупкие запястья, изящные щиколотки, и веснушки у носа, графиня фон Рабе напоминала нунцию тяжелый танк.

Вытащив рекомендательные письма, с весомыми подписями, она долго распространялась о горе женщин, не могущих произвести на свет ребенка: