Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый

Он широко улыбнулся: «Дорогие фрейлейн, дорогие будущие жены и матери…»

В подвальном, каменном коридоре тюрьмы Моабит было прохладно, но, выходя из камеры, Максимилиан, выходя из камеры. Закатав рукава рубашки, расстегнув воротник, он снял черный галстук, с булавкой, украшенной свастикой. Макс немного жалел, что с началом войны на восточном фронте, СС отказалось от черной униформы. В последний раз коллеги надевали кители на торжественный парад, в честь падения Франции, два года назад. Летом рейхсфюрер СС приказал отозвать черную форму с фронтов, заменив ее серо-зеленой. Кроме резервистов и местной полиции, на оккупированных территориях, черные мундиры больше никто не носил. Макс, в общем, привык к новым цветам, серо-зеленый ему шел, но в черном он казался себе элегантнее.

– С другой стороны, – размышлял Макс, – есть парадная форма… – на церемонию в рейхсканцелярии положено было надевать черный китель, напоминающий фрак. Макс решил взять парадную форму в будущие поездки, в Рим и Будапешт:

– Опера открыта, светские приемы никто не отменял. Нельзя посещать бал в полевом кителе… – на торжество по случаю появления на свет племянника гости приходили с орденами. Макс, разумеется, не надевал награды каждый день. На обыденной форме он носил шеврон старого бойца, орденские планки, и значок, выданный членам НСДАП, посетившим первый партийный съезд, в Нюрнберге:

– Мне девятнадцать лет исполнилось, – прислонившись к стене, Макс закурил, – папа меня в Нюрнберг повез. Фюрер меня похвалил. Он сказал, что в таких юношах, как я, будущее Германии… – Макс никому не говорил о своих посещениях сомнительных театров, и кабаре, до пожара Рейхстага:

– У меня и друзья имелись, евреи… – хмыкнул он, затягиваясь хорошим табаком, – впрочем, у папы тоже. А у кого их не было? У фрау Геббельс, например, отчим был еврей. Он ее вырастил, дал образование… – отчим жены рейхсминистра пропаганды сидел в лагере Бухенвальд:

– Марта с Эммой не водили подозрительных знакомств. Им девятнадцати не исполнилось, откуда им взять еврейских подруг… – сестра еще не приехала домой. Вернувшись с лекции, Отто уверил семью, что все в порядке:

– Они хорошо проводят время… – брат, отчего-то, покраснел, – за ними присматривают. Они ездили в Моабит, на экскурсию, их повезут в рейхсканцелярию. Я посвятил лекцию вреду семитского семени, опасности прерывания беременности… – невестка побледнела:

– Я прошу тебя, не за столом, не в моем положении… – граф Теодор покашлял:

– Марта права, Отто. Женщине, перед счастливым событием, не стоит слышать о подобных вещах… – отец, брезгливо, поморщился. Отто извинился: «Прости, Марта, я не подумал…». Невестка выглядела отлично. К столу она вышла в хорошо скроенном, просторном наряде, цвета лесного мха. На шее блестел старый, золотой крестик, с изумрудами. Платье украшали значки общества «Лебенсборн», Национал-социалистического Союза студентов Германии, и NS-Frauenschaft, женской лиги. Невестка щебетала о сущих пустяках, о званом чае, с известной писательницей, о посылках, для «Зимней помощи», о ярмарке сладостей, устроенной студентками в ее университете:

– Я испекла пять тортов, – похвасталась Марта, – но я жалела, что не могу побаловать моего дорогого Генриха… – брат с женой держались за руки, – отдающего силы борьбе за дело фюрера и рейха, терпящего лишения… – насколько знал Макс, Генрих, в Варшаве, никаких лишений не испытывал. Брату предоставили отличную квартиру, в охраняемом доме, где жили высшие чины СС:

– Он будто с курорта вернулся, – подумал Макс, – конечно, он акциями не занимается. Сидит в уютном кабинете, на связи с рейхсбанком, подсчитывает годовые балансы… – Отто тоже отличался здоровым румянцем. Брат организовал вылазку в Закопане, для семей персонала, в Аушвице:

– Нас, разумеется, сопровождал конвой, – Отто показывал фотографии, – в горах еще водятся бандиты… – Макс разглядывал трогательных детей, на деревянных санках, улыбающихся женщин, в кокетливых, вязаных юбках, и лыжных шапочках, большой зал охотничьего домика, с камином и шкурами на стенах.

Один из офицеров держал аккордеон:

– В подарок дорогим товарищам по Аушвицу, Рождество 1942 – по краю снимка вилась золотая вязь:

– Жаль, что летом не получится устроить поездку на балтийское побережье… – вздохнул Отто, – к тому времени я буду выполнять задания фюрера и рейха… – Марта, с интересом, расспрашивала Отто об общих знакомых, в Аушвице. Невестка томно смотрела на мужа: