Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый

– Отличное произведение, оберштурмфюрер. Я уверен, что ваша поэма обретет успех. Я поговорю с приятелями, в министерстве рейхспропаганды… – Муха зарделся от удовольствия.

Принесли булочки, с черничным джемом. Макс промокнул губы шелковым платком:

– Ладно. Он выздоровел, возьму его на допросы, в Моабит. Может быть, проклятые русские агенты что-то скажут… – пока и Харнак, и Шульце-Бойзен молчали. Макс напомнил себе, что надо отправить распоряжение в Грецию о немедленных расстрелах всех, подозреваемых в связи с партизанами.

После взрыва моста на реке Горгопотамос Макс выслушал немало нелестного от рейхсфюрера. Он обещал Гиммлеру, что к бандитам будут приняты самые строгие меры:

– Пора начинать депортации из Салоник, – заметил Макс, – хватит церемониться с евреями… – в Осло, Макс поехал в местный концентрационный лагерь, на окраине города:

– Развели курорт, – гневно сказал он, на совещании, – передачи, семейные визиты, и почему вы пускаете сюда пасторов! – Макс грохнул кулаком по столу:

– Христианское милосердие, держите карман шире! Они устраивают побеги евреям… – Макс приказал арестовать всех женщин и детей еврейского происхождения, в Осло. Пора было организовывать отправку местных жидов в польские лагеря.

– Муха и арестовывал… – Макс допивал кофе, – даже кого-то застрелил, кажется. Молодец… – Макс успокаивал себя тем, что искусство рейха еще очень молодо:

– У нас появятся новые мастера слова, не хуже Брехта. Новые художники, архитекторы. В конце концов, у рейхсминистра Геббельса хороший вкус, и фюрер любит живопись… – подумав о пасторах, Макс достал блокнот.

У него не доходили руки проверить, куда отправили бывшего соученика, отца Виллема, и детей из Мон-Сен-Мартена. Макс не хотел обременять братьев, работающих в Польше, канцелярскими обязанностями:

– Надеюсь, они в Аушвице, – пожелал Макс, – и отец Виллем сдох от голода, как и его сироты. Праведник… – Макс едва сдержал ругательство:

– В приюте жили близнецы, Мерсье. Надо спросить у Отто. Правда, близнецами занимается Менгеле, Отто мог их и не увидеть. Хотя он говорил, что приходит на селекцию… – Макс помнил светловолосых, голубоглазых мальчишек. Он записал себе: «Виллем».

Штандартенфюрер, нехотя, перевернул страницу. Макс не любил думать о докторе Горовиц. Проклятая еврейка исчезла, и могла быть сейчас где угодно:

– Даже в Берлине, – Макс заставил себя не комкать страницу, – у нее арийская внешность. Она воспользуется своим лицом, мерзавка… – в гестапо Польши лежали фотографии, так называемой сестры Миллер, присланные из Амстердама:

– Не станет она в гетто прятаться, она не дура… – Макс вздохнул, – мне надоело оглядываться через плечо… – в Осло, несмотря на охраняемые апартаменты в крепости, Максимилиан плохо спал. Город кишел высокими, голубоглазыми блондинками. Он даже, несколько раз, останавливал машину, но качал головой: «Обознался».

На следующей странице Макс, четким почерком, записал два слова «Гейзенберг», и «папка». На аэродроме Темпельхоф он передавал тяжелую воду вооруженному эскорту СС. Вещество отправлялось в засекреченную лабораторию физика.

Фон Браун провел успешные испытания баллистических ракет:

– Скоро у нас появится не одно оружие возмездия, а несколько… – довольно понял Макс, – большевики лишатся Москвы. Мы забросаем столицу варваров ракетами, как и Лондон… – в Осло, ворочаясь в постели, он вспоминал 1103. Представляя женщину рядом, не выдерживая, он протягивал руку вниз. Это была 1103, молчаливая, с коротко стрижеными, рыжими волосами, с глазами цвета патоки. Тяжело дыша, Макс вытирал пальцы:

– 1103 давно труп, забудь о ней. Она мертва, и даже разгадки папки не оставила… – женщина писала в блокнотах шифром. На всякий случай, Максимилиан сложил тетради в сейф, но штандартенфюрер не питал надежд на то, что сможет понять заметки 1103. Тем не менее, он помнил карты, в папке:

– В рисунках было что-то знакомое. Я видел такие очертания… – Макс решил принести досье леди Констанцы домой:

– Генрих поможет, он отличный математик. И он не собирается болтать, разумеется… – уши заложило, самолет шел на посадку. Отдав стюарду, в форме СС, посуду, штандартенфюрер перегнулся через проход:

– Хозяйственное управление отвезет вас на новую квартиру, поможет обустроиться… – Муху селили в милые комнаты, неподалеку от Кудам. СС не испытывало недостатка в площадях. Недвижимость берлинских евреев, покинувших город, давно реквизировали: