Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый

– Почудилось. В Польше много высоких блондинок. Из гетто никак не выбраться, она не станет рисковать… – брат шуршал бумагами. По словам Отто, диссертацию он посвятил стерилизации рентгеновскими лучами:

– Пять сотен подопытных экземпляров, – гордо сказал брат, – большая выборка. У нас тихая жизнь, что способствует научным исследованиям. Клауберг собирается проводить эксперименты по введению в полость матки кислот… – Генрих покашлял, Отто спохватился:

– Прости. Привык, что рядом коллеги… – он бодро добавил:

– Я с Эммой раньше увижусь, в обществе «Лебенсборн». Я читаю лекцию, для ее школы, о женском арийском здоровье. Потом у меня операции, в тюрьме Моабит… – по распоряжению рейхсфюрера, из Равенсбрюка в Аушвиц переводили женщин, военнопленных с восточного фронта. Группу поместили в Моабит, из-за примыкавшего к тюрьме госпиталя. Отто и тюремные врачи стерилизовали будущих заключенных, перед отправкой в Польшу. Женщины предназначались для лагерного борделя, в Аушвице:

– Правильно я говорил, – довольно подумал Отто, – люди лучше работают, если их поощрять, подобным образом. Он лучше работает… – Отто, незаметно, облизал губы острым кончиком языка:

– В его случае вообще никакой опасности нет. Я его лично оперировал… – оберштурмбанфюрер, в который раз, решил:

– Надо излечиться. Я привезу жену, из Арктики, и обо всем забуду. Еврей пока нужен Менгеле, для программы с близнецами. Пусть живет. Я вернусь из Берлина, и мы от него избавимся… – как всегда, думая о еврее, Отто захотелось отлучиться. Он заперся в поездном туалете, а потом долго и тщательно мыл руки:

– Как его ни дезинфицируй, он все равно еврей… – вздохнул Отто, – но скоро все закончится. У меня появится жена, высокая блондинка, с голубыми глазами, чистая, как вечный лед Арктики… – вернувшись в купе, он застал брата погрузившимся в расчеты.

Вынув из саквояжа аккуратный, кожаный футляр, Отто взялся за пилочку для ногтей. Он смазал руки миндальным кремом, подарком старшего брата:

– Интересно, – задумчиво сказал Отто, – Макс успеет, из Норвегии, к Рождеству? – штандартенфюрер фон Рабе улетел в Осло, на допросы арестованных английских диверсантов:

– У него еще русские агенты, в Моабите, и греческие бандиты. Тех, правда, еще не поймали… – Генрих, нарочито спокойно, отозвался:

– Поймают. Макс должен успеть. Он не пропустит церемонии в рейхсканцелярии. Мальчика приветствует сам фюрер… – в глубине души, не говоря ничего Марте, Генрих надеялся, что родится дочь. Тогда семья устроила бы скромное торжество. Ему было противно думать, что сына коснется Гитлер. Максимилиан обещал привезти племяннику эсэсовский кинжал:

– Маленький клинок, разумеется, но пусть ребенок привыкает к нашим символам. Я с удовольствием ожидаю увидеть Адольфа в форме гитлерюгенда…

– Не будет никакого гитлерюгенда, – разозлился Генрих, – наш сын, Теодор, ничего не узнает… – Отто разминал длинные, белые пальцы, с ухоженными ногтями:

– Словно черви… – Генриха затошнило, – он показывал фото выставки, для офицеров Аушвица. Образцы татуировок, взятые у русских пленных… – брат похвастался, что у него есть целый альбом. Открыв бутылку виши, Отто разлил воду по тяжелым стаканам:

– Клауберг писал, что ребенок должен появиться на свет после Рождества. Хорошо, что ты домой приезжаешь. Интимная жизнь важна для облегчения родового процесса. Кроме того, арийское семя… – Генрих давно научился не вслушиваться в голос брата. С Максом, он, впрочем, говорил внимательно. У штандартенфюрера можно было узнать важную информацию:

– Не менее трех раз в день… – завершил Отто. Генрих поднял бровь:

– Не думаю, что подобная частота полезна. Ты говорил об опасности преждевременных родов… – брат сухо заметил:

– Я о дыхательных упражнениях рассказывал. Ты только о цифрах думаешь… – в окне появился перрон Силезского вокзала, украшенный флагами и большой, рождественской елкой. Отто поднялся:

– Папа нас встречает… – заметив знакомую фигуру отца, Генрих, тоскливо, подумал:

– Скорей бы дитя родилось, скорей бы закончилось безумие. Я так устал. Я просто хочу жить с Мартой, воспитывать детей, преподавать… – взяв шинель, Генрих последовал за братом в коридор вагона. Офицеры махали семьям. Завидев улыбку отца, Генрих облегченно вздохнул:

– Все будет хорошо. Надо потерпеть. Я так скучал, по Марте… – надев фуражку, Генрих направился к выходу.

Моторы военно-транспортного самолета ровно, размеренно гудели. Под крылом простиралось спокойное, Балтийское море, внутренний бассейн рейха, сателлита, Финляндии, и нейтральной Швеции. Путь от Осло до Берлина занимал всего два часа. Вражеских истребителей ждать не стоило, но особый рейс, тем не менее, сопровождал конвой. Подобное требовалось правилами безопасности.