Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый

– Генрих соскучился. Наверняка, не выпускает ее из постели, несмотря на беременность… – Марта подкладывала мужу лакомые кусочки, Генрих блаженно улыбался. Макса даже не раздражал глуповатый щебет девушки. Ясные, зеленые глаза, казалось, видели только Генриха:

– Так называемая студентка… – Макс отпил хорошего бордо, – ее в университете держат, как активистку. У нас в Гейдельберге тоже такие подвизались… – несмотря на занятость в Союзе студентов Германии, и НСДАП, Максимилиан учился отлично:

– У меня были профессора, евреи, – понял он, – мы с Шелленбергом на семинарах у них сидели, экзамены им сдавали… – Макс закончил, университет за два года до пожара Рейхстага:

– Мне пророчили карьеру адвоката, – он смотрел на аккуратно уложенные, бронзовые волосы невестки, – а я сразу пошел в СС. Но на судах выступал… – у Макса был опыт участия в процессах. До прихода Гитлера к власти члены НСДАП и штурмовики покойного Рема, часто становились объектом интереса полиции:

– Мюллер нас ловил, – усмехнулся Макс, – в Баварии. И не он один. Теперь он бонза, как и многие другие, с похожей карьерой. Вовремя понял, на чьей стороне больше выгоды… – адвокатов в рейхе не существовало, вернее, все они содержались на государственные деньги:

– Их задача, сказать суду, что обвиняемый признает свою вину… – Макс просматривал протоколы допроса, – в конце декабря состоится процесс… – выданных Мухой советских агентов сначала поместили во внутреннюю тюрьму гестапо, на Принц-Альбрехтштрассе. Арестованных оказалось много, группу перевезли в отдельное крыло Моабита. Технические возможности здесь не дотягивали до тех, что имелись под рукой в здании службы безопасности рейха. Макс отряхнул забрызганную кровью рубашку:

– Казнить их будут не здесь, а в тюрьме Плетцензее, где гильотина стоит… – из камеры доносились стоны. Макс услышал резкий голос:

– Я уверен, что ты не всех выдал, сволочь, проклятая коммунистическая тварь… – Петр Арсеньевич говорил по-немецки с хорошим берлинским акцентом. Воронцов-Вельяминов отрабатывал нашивки гауптштурмфюрера.

Макс добрался до расшифровки утренней радиограммы, из Бордо. Рейхсфюрер вызвал его чуть ли ни на рассвете. Гиммлер, довольно редко, выходил из себя, обычно славясь сдержанностью и вежливостью. Он и сейчас, сухо, заметил:

– Благодаря рейду англичан, десять кораблей пошли ко дну. Я уверен, что без местных партизан дело не обошлось. Дождитесь появления на свет племянника, и поезжайте туда, – Гиммлер сунул Максу папку с радиограммами, – я даю вам расширенные полномочия. Все порты на Атлантическом океане должны быть неприступны… – осенью Максимилиан распорядился присылать ему описания арестованных партизан и британских агентов. Штандартенфюрер не хотел упустить ни Драматурга, ни Маляра, ни, тем более, герра Кроу, если он, вдруг, чудом выжил.

В рейде на Бордо в плен попали четверо англичан. На допросах никто не сказал своих имен. Всех диверсантов, согласно приказу о коммандо, расстреляли. Пробежав описания, Макс никого знакомого не нашел:

– Он сдох, – напомнил себе штандартенфюрер, – его труп гниет где-то под Прагой… – перед поездкой в Моабит, вернувшись с Принц-Альбрехтштрассе, Макс отдал младшему брату картонный ящик, с печатями «Совершенно секретно».

– Чтобы никто его не видел, Генрих, – Макс поднял бровь, – даже папа, даже Отто. Речь идет о безопасности рейха… – проведя брата в личный кабинет, он предупредил:

– Здесь тетради, написанные похожим шифром. С папкой обращайся осторожно. У тебя в руках средневековая ценность, единственный экземпляр… – Макс достал из сейфа папку поменьше, с рисунком:

– Я могу ошибаться, но узоры повторяются. Я понимаю, что ты не занимаешься криптографией… – серые глаза брата спокойно скользили по орнаменту, на пожелтевших, хрупких страницах:

– Я попробую, но ничего не обещаю. Шифр сложный. Математики в те времена любили загадки… – Генрих, озабоченно, заметил: «Придется убирать папку в сейф всякий раз, когда Марта принесет мне кофе…»

Макс отмахнулся:

– Не стоит труда. Твоя жена не поймет, что перед ней лежит… – за обедом Марта долго распространялась о намерении получить бронзовый почетный крест немецкой матери:

– Мы с Генрихом уверены, что через четыре года удостоимся высокой награды… – губы цвета спелой черешни улыбались:

– С кампанией на восточном фронте, фюреру понадобится много солдат… – на Принц-Альбрехтштрассе говорили о котле, в котором оказалась армия Паулюса, но настроение коллег было бодрым: