– Эстер где-то в Польше, с Авраамом и Ционой. Мальчишки в рейхе. Если она говорила с папой, может быть, папа успел ей сказать, о Требнице? Но как туда попасть… – днем Меир получил радиограмму, из Италии. Капитан Авербах, старый приятель, сообщал, что жив и получил очередной орден:
– Мое подразделение перебрасывают на западный фронт, так что мы увидимся, – читал Меир, – надеюсь, что мы оба дойдем до Берлина… – для этого им обоим требовалось еще остаться в живых. Меир знал, что после победы Авербах собирается домой, в Польшу:
– Жену и сына искать. А где искать? Но, может быть, они спаслись? Они среди партизан, или их прячут где-то. А если нет? Если их депортировали, в Аушвиц, например… – Аушвиц, судя по всему, со дня на день, должны были освободить русские.
Грузовики, проезжая мимо школы, замедлили ход, дверь кабины открылась. Кузен Теодор, в полевой форме, спрыгнул на снег:
– В подвалах больше ничего не осталось, – крикнул он, проходя мимо городского сада, – мы все очистили! Колодец работает, он и в следующем веке будет работать. В старое время на совесть строили… – Меир взглянул на чугунную ограду:
– Монах говорил, что местные жители три года в сад не заходили, из-за таблички. Даже дети не забегали. Праведники… – пришло в голову Меиру, – праведники мира. Так они потом будут называться. Весь поселок знал о Маргарите, и никто не проболтался… – он очнулся от недовольного голоса Гольдберга:
– Что значит, непонятно, где ваша сестра… – Меир упомянул, что с Эстер нет связи, – Польша почти освобождена… – сестра и Гольдберг работали в подполье, когда она еще жила в Голландии. Полковник Горовиц вздохнул:
– Во-первых, половина Польши отошла рейху, и до сих пор оккупирована. Бреслау, например, и Требниц, где дети Эстер живут. Во-вторых, Эстер, то есть Звезда, командир отряда Армии Крайовой. Русские их не очень жалуют… – Гольдберг помолчал:
– Я с вами хотел поговорить, о Польше… – Эмиль едва успел открыть рот. Федор, легко, взбежал на крыльцо:
– Польша никуда не денется, месье Гольдберг. Пойдемте… – он показал на освещенный, открывшийся сегодня первым кабачок, – я вас угощу. Есть дело… – Федор вспомнил, как покойный де Сели-Лоншан настоял на том, чтобы он пошел к Тео, в Греции:
– И правильно сделал, – сказал себе Федор, – нечего Монаху молчать, и на нее смотреть. Розе я намекну, что-нибудь. Меир пусть с раввином словом перемолвится, когда капеллан сюда приедет… – Меир посмотрел им вслед:
– Наверное, по шахтам что-нибудь. На «Луизе» следующей неделей работу начинают… – застегнув форменную, зимнюю куртку, он пошел к временному, армейскому бараку, рядом с больницей, где полковник устроил себе кабинет.
Первым в пустынную, пахнущую свежим деревом комнату, за неимением кошки, запустили Гамена. Стены немного сочились смолой. Американские солдаты заняли бывшую немецкую лесопилку, у горы Ботранж. Федор обещал Гольдбергу, что перед отправкой подразделения дальше на запад, армия поправит, как он выразился, все бараки в Мон-Сен-Мартене:
– До весны еще долго, – сказал полковник, – и вообще, вряд ли вы каменные дома даже весной начнете строить. Не стоит, чтобы люди друг у друга на головах ютились… – во время оккупации в каждой комнатке, в бараке, жило по нескольку женщин с детьми. Из тыла привезли походные печи, снабдив ими новые строения. Дети носились во дворах, среди курятников и сарайчиков с кроликами. Девочкам солдаты вырезали деревянных кукол, мальчишки помогали саперам, распиливая доски, копошась на лесах.
На «Луизе» и других шахтах компании вчера началась работа. Собрав совещание, в рудничном управлении, Федор смотрел на инженеров и техников:
– Те, кто во время оккупации в живых остался. Они либо в концлагере сидели, либо в отрядах Монаха воевали… – кузен Меир сказал Федору, что, по документам, в компании не было совета директоров:
– Предприятия единолично принадлежали покойному дяде Виллему, – заметил Меир, – я связался с его брюссельским адвокатом, сообщил, что Маргарита выжила… – по завещанию, написанному покойным бароном, после того, как его сын принял сан, компания переходила в полную собственность Маргариты:
– Когда она совершеннолетней станет, – объяснил Меир, – то есть это еще больше десяти лет. Дядя Виллем распорядился, чтобы семья назначила опекунов девочке… – Меир почесал ручкой коротко стриженые, но все равно, немного растрепавшиеся волосы, – надо этим заняться, после войны… – Федор кивнул за окно барака: «Его».
Читать дальше