Николай Лихарев - Воронограй. Русский Савонарола

Князь Дмитрий умолк и в отчаянии схватился руками за кудрявую голову. Видно было, что он наяву переживал весь позор той минуты.

– Хоть и велик срам-то был, а все же то было дело семейное, свое, домашнее… – задумчиво проговорил князь Иван. – Ноне на все земли и царства великий князь московский позор принял!.. Неужто так-таки и отдаст он Москву татарве?!

– Чего не отдать, коли, почитай, отдал уже! Сотен пять царевичей всяких да мурз из Орды привел с собой!.. – махнул рукой Дмитрий. – Отчину и дедину свою, наследие великого князя Дмитрия, отдать! Какой же он великий князь московский после того? Холоп он татарский, и больше ничего! – с горечью добавил Дмитрий.

Два дня назад князь Дмитрий Шемяка неожиданно приехал в Козельск. Незадолго перед этим великий князь московский только что вернулся из татарского плена. Хан Улу-Махмет освободил его за громадный выкуп. Деньгами заплатил великий князь больше двухсот тысяч рублей татарам. С великим князем из Орды приехало много знатных татар. Шла упорная молва, что, кроме денег, великий князь отдал татарам все московское княжество, а себе, говорили, оставлял только Тверь.

Такие темные и недобрые вести привез из Москвы Шемяка князю Можайскому.

И они вместе думали и толковали теперь, как спасти от позора Русскую землю…

– Неужто для того дед наш весь свой век бился с татарвой, чтоб внук охотой ярмо опять на себя надел?! – говорил Можайский. – Будто, кроме Василия, нет и других наследников!..

– Знамо, посовестливее Василия найдутся! – подхватил Дмитрий, и в его темных глазах промелькнула насмешка. – Взять хоть бы тебя, княже, с братом…

– Ну, куда уж нам! – совершенно искренне отозвался Можайский, не заметив иронии. – Тебя с братом – другое дело… И по отчине вам выходит!.. Особливо тебе! Всем взял: и умом, и дородством!..

Хозяин говорил то, что думал. В его словах не было ни лести, ни заискиванья. Князь Дмитрий прекрасно знал это, и если говорил иначе, то только из вежливости… Про себя же он был твердо убежден, что коли уж садиться кому на московский стол, то только ему, Дмитрию.

Пока между гостем и хозяином шла эта беседа, через северные рогатки по Московской дороге в город въехало двое саней. Каждые были запряжены в две лошади, гусем; задние сани были, однако, наряднее. В них сидел только один путник, закутанный с головой в тяжелую меховую шубу; в передних – простых розвальнях – ехали четверо; трое были одеты в обыкновенные нагольные тулупы, а на четвертом сверх теплого кафтана была накинута черная монашеская ряса.

Миновав рогатки и несколько кривых проулков, сани выехали на соборную площадь. Кучер передних саней, ехавший верхом на первой гусевой, остановил лошадь у ворот княжеского двора, спрыгнул наземь и что есть силы стал барабанить в калитку.

На дворе залаяли псы. Тяжелая дубовая калитка наполовину приотворилась, и показалась голова старика сторожа.

– Что за люди такие? – спросил он, недоверчиво оглядывая путников своими подслеповатыми глазами.

Парень сказал несколько слов. Калитка снова захлопнулась; загремели засовы ворот, и через минуту сани въехали во двор. Задние сани, в которых сидел только один путник, подъехали почти к самым ступеням крыльца княжих хором; вторые остановились в нескольких шагах позади.

Князь Иван Андреевич и его гость продолжали еще беседовать, когда на пороге горницы показался дворецкий. При виде слуги хозяин умолк и сделал рукой знак брату.

– Что тебе? – досадливо спросил он.

– Боярин с Москвы к твоей княжеской милости… – с низким поклоном произнес дворецкий. – Спрашивает, не тут ли, мол, князь Дмитрий Юрьевич?

Князь Дмитрий живо обернулся в сторону слуги.

– Меня спрашивает? А имя свое сказывал боярин?

– Боярин Иван Ларионыч Старков, государь… А с ним товарищи, три сынка боярских да черноризец…

– Князь Иван! – обратился Дмитрий к хозяину. – Вели скорей звать боярина. Друг он мне, а коли ищет, видно, дело важное есть!..

– Зови сюда боярина, – приказал дворецкому хозяин, – а кои с ним, пусть в сенях ждут…

Через несколько минут в княжескую горницу вошел приезжий боярин. Это был худощавый, небольшого роста старик с редкой седой бородой и хитрыми, плутоватыми глазами. Расшитый золотом светло-зеленый бархатный кафтан с высоким козырем, унизанным жемчугом и каменьями, указывал на знатность приезжего.

Сделав шаг от порога, боярин отвесил по поклону хозяину и гостю, каждый раз касаясь рукой земли.