Дмитрий Барчук - Александрия

Император смешался с толпой ранних зевак, высыпавших на площадь, чтобы поглазеть на исполнение наказания. Он достал из кармана шинели свой лорнет и пригляделся к несчастному.

– О Боже! – воскликнул он.

В какой-то момент ему показалось, что это он сам идет с привязанными к штыку руками сквозь строй размахивающих палками солдат. Та же сутулая спина, та же плешь на голове и те же голубые глаза, только сейчас они были выкачены от страха, и казалось, вот-вот выскочат из орбит. Он сам физически ощущал ту боль и страдания, какие испытывал его двойник.

Он уже был готов выйти из толпы и остановить казнь, до того ему было невыносимо терпеть эту боль, но вместо этого повернулся и быстро пошел домой.

В его ушах еще долго стоял барабанный бой и слышалось пение флейты.

Доктор Виллие прогуливался в саду после завтрака, радуясь неожиданному погожему деньку, выдавшемуся после долгих дождливых недель, когда его догнал уланский унтер-офицер Шервуд.

– Господин доктор, – запыхавшись от быстрой ходьбы, окрикнул он лейб-медика. – У меня к вам огромная просьба.

– Слушаю вас внимательно, молодой человек. Чем смогу, буду рад помочь.

– Помните, вы говорили, что у вас имеется такой яд, который позволяет умершему долгое время не разлагаться после смерти.

Виллие понял, куда этот красавчик клонит. Ему вдруг захотелось плюнуть на все и высказать, что он о нем думает, этому наглецу, перед которым заискивали все придворные в Таганроге, прослышав о какой-то тайной миссии, возложенной государем на англичанина. Но потом он вспомнил об обещанных ему Александром Павловичем восьмидесяти тысячах рублей за помощь в организации инсценировки и ответил:

– Пойдемте, голубчик, я дам вам то, что вы просите.

Тем временем император, откушав чаю с поджаренными гренками, вновь решил прогуляться. Только теперь он направился прямиком в военный госпиталь.

Там не ожидали появления столь высокого гостя, и все сразу засуетились. Прибежали главный врач, начальник Таганрогского гарнизона и генерал-адъютант Дибич.

Государь пожелал пройтись по палатам. Доктор и барон следовали за ним по пятам.

Уже во второй палате он нашел того, кого искал. Унтер-офицер Струменский лежал ничком на кровати у окна и жалобно стонал.

– Был наказан за побег, – доложил Дибич.

В этот момент несчастный повернулся и хотел что-то сказать государю. Александр Павлович только услышал начало фразы: «Непра…», как из‑за его спины ловко вынырнул доктор с какой-то склянкой в руке.

– Вот, выпей, голубчик. Это лекарство. Оно тебе поможет, – прощебетал он и чуть ли не насильно влил его в рот Струменскому.

Несчастный сразу как-то обмяк и больше ничего не хотел сказать. А бойкий доктор все продолжал щебетать, как канарейка:

– Он скоро поправится, Ваше Величество. Русский мужик – живучий.

А в это время из ворот госпиталя выехал всадник. Он был очень доволен собой: на считанные минуты он опередил императора и успел передать полковому лекарю пузырек с ядом. Это был Иван Шервуд.

Псы выли всю ночь. С вечера лишь слегка поскуливала белая пушистая собачка одной из фрейлин царицы. Но с наступлением темноты она по-настоящему завыла своим тоненьким противным голосочком. К ней присоединились дворовые псы – большие, косматые и очень свирепые собаки, привезенные с предгорий Кавказа, которых днем держали на цепи, а на ночь отпускали во двор. Лучших сторожей от воров и разбойников сыскать в округе было трудно. Они выли протяжно, надрывно и очень громко. К полуночи их заупокойную мессу подхватили и соседские псы. Казалось, что все собаки Таганрога сбежались к дому, где остановился император, и голосили что было мочи.

Его сердце разрывалось на части от этих звуков, вскоре он не выдержал, выбежал в одной ночной рубахе в приемную и крикнул спящему на диване секретарю:

– Как вы можете спать, князь?

Волконский вскочил на ноги. Протирая заспанные глаза, он переспросил:

– Что случилось, Ваше Величество?

– Собаки! Сделайте же что-нибудь?

Государь стоял в длинной белой рубахе и ночном колпаке, испуганный и бледный, с подсвечником в руке. Тревожное пламя свечей освещало стены и потолок комнаты, а также перекошенное лицо Александра.

– О господи! – сорвалось с сухих губ секретаря.

– Почему вы так смотрите на меня, князь? – еще более испугался государь.

– Простите, Ваше Величество, почудилось, – извинился секретарь, подошел к окну и раскрыл его.

В натопленную комнату вместе с ночной прохладой ворвался заунывный вой.