Дмитрий Барчук - Александрия

Когда он подошел к окну и они вместе с Машкой стали разглядывать, как купаются воробьи в весенних лужах на тюремном дворе, Таня, прижавшись вплотную к стеклу, тихо прошептала мне:

– Я так по тебе соскучилась, дорогой.

– Я тоже, милая.

– Я не могу уснуть без тебя. Каждую ночь пью снотворное.

– Мне тебя тоже очень не хватает.

– Я так боюсь за тебя, Миша. Давай, когда тебя выпустят из тюрьмы, заберем детей и уедем куда-нибудь подальше из России. Например, в Австралию или Новую Зеландию. И будем жить без всякого глобального бизнеса и большой политики. Откроем свое кафе или маленький магазинчик. А со временем, когда обживемся и обрастем связями, можно и аудиторскую фирму открыть. А что? Верный кусок хлеба. Ты знаешь, сколько у меня сейчас клиентов? Отбою нет.

Моя жена еще больше похудела и осунулась. Бедняжка! Хотя и бодрится. Аудит – бизнес тоже не сладкий. Но деньги со своего банковского счета, которые я ей положил, не тратит, сама зарабатывает на жизнь.

– А потом займемся консалтингом, а затем инвестициями. И снова сильно разбогатеем, и нас снова будут раскулачивать. Нет, моя дорогая, твой муж ни в чем не знает меры. Уж любить так королеву, воровать так миллион.

– Я тебе дам королеву! – Таня ревниво погрозила мне пальчиком. – Ты у меня дома дашь еще подробный отчет обо всех здешних надзирательницах. Я тебя знаю.

– Меня не водят на допросы надзирательницы, и женщины-следователи, увы, меня не допрашивают. Администрация изолятора строго блюдет мою нравственность, наверное, опасается, что я кого-нибудь из них совращу и сбегу.

– Ты у меня еще поговори насчет совращения!

– А в камере у меня один только Редактор. Но мы друг другу почему-то не нравимся.

– Ланский, ты можешь хоть в тюрьме не паясничать, а говорить серьезно?

И тут Таня схватилась за голову:

– Забыла рассказать тебе про Неклюдовых. У них же снова несчастье. Их младший сын Сережка пошел с друзьями вечером на дискотеку в Тель-Авиве. А там эта… как ее… девушка-арабка… камикадзе… нет… шахидка подорвала себя и всех, кто там был. В общем, Сережку тоже разорвало на куски. Я вчера говорила с Людкой по телефону. Она себе места от горя не находит. Два сына – и с обоими беда. Одному сидеть еще тринадцать лет, а другого вчера похоронили. Представляешь, какое у людей горе. Ленька пьет беспробудно. На него еще бывшие коллеги сильно давят. Врагу такого не пожелаешь.

Я пытаюсь осмыслить услышанное, но у меня ум заходит за разум.

– Каждый в этой жизни выбирает свою дорогу, – рождается в моей голове единственная мысль.

Но в этот момент звучит спасительная команда надзирателя:

– Свидание закончено. Ваше время вышло.

– А что стало дальше с нашими героями? – спрашиваю я Редактора, едва переступив порог камеры.

Он лежит на кровати и читает свою бывшую газету, но мой вопрос он не может проигнорировать. Потому со скрипом встает с кровати, откладывает чтение и идет к столу в надежде поживиться чем-нибудь вкусненьким из передачи, которую принесла жена.

– И что у нас сегодня на обед? – потирая руки, спрашивает мой товарищ.

Не дождавшись ответа, он открывает крышку кастрюльки и издает восторженный вопль:

– О-о-о! Домашние котлеты. Какой запах! С чесночком! Объедение!

Он без приглашения хватает немытой рукой котлету и жадно сует ее себе в рот, приговаривая при этом:

– Амброзия! На мировом чемпионате кулинаров, Миша, твоя жена заняла бы одно из призовых мест. Поверь мне, старому гурману.

Когда прожорливый червь, сидящий у него внутри, насытился, Редактор соизволил ответить на мой вопрос.

– Император всероссийский Александр I скончался в Таганроге без четверти одиннадцать утра 19 ноября 1825 года по старому стилю. Акт вскрытия тела подписали девять медиков, возглавляемые господином Виллие. Затем тело было набальзамировано, одето в мундир армейского генерала со всеми орденами и другими наградами и отправлено в столицу. Перевозка заняла более двух месяцев. Когда в Царском Селе вскрыли гроб, то все члены императорской семьи были поражены видом почерневшего лица усопшего. И только мать Мария Федоровна воскликнула:

– Я узнаю его! Это мой сын! Мой дорогой Александр! О как он похудел!

– И неужели ты думаешь, что сердце матери могло обмануться?

– Сердце матери не могло. А вдовствующей императрицы – легко. Интересы династии всегда выше любых человеческих чувств. Царица Мария Нагая в Смутное время дважды признавала в обоих Лжедмитриях – и Первом, и Втором – собственного сына.