Глеб Ларин - Честь имею

– Нет, – помотал головой Заимов. – Я у Деникина служил.

– Ах, да, – согласился Семен. – Ты же в Турцию попал! Как же я не догадался, что ты не мог у Колчака быть.

Они прошли немного вверх, нашли скалистое место на тропе, Семен, не спеша, под подсказки Заимова начал перетирать верёвку об острые камни.

– Слушай, а зачем ты это в русские записался? – спросил между делом Семен. – Мог бы смолчать, глядишь и выжил бы. А тут под распыл!

– А я это, чтобы тебе, Михалыч, не скучно было, – ответил Заимов. – Ну, а если честно, обидно мне стало, что тебя сейчас расстреляют, а мне еще для этого помучиться придется!

– Надо же, – проворчал Семен. – Мучиться, видишь ли, ему не захотелось! А я сейчас жрать хочу, просто невмоготу!

– Это хорошо, – сказал вдруг просто Заимов. – Вот бы сейчас забрести в какой – нибудь ресторан и отобедать там! Только, чур, расплачиваться будешь ты, Михалыч!

И они тихо рассмеялись. Едва подступили сумерки, они поднялись на холм и ушли в сторону своего отряда.

5.

С той поры сильно сдружились Семен и Заимов. Со стороны поглядеть, вроде совсем разные люди, а что – то сближало их. Особенно это было заметно, когда они уходили на задания в разных группах, и как только возвращалась одна из групп, так один из них не уходил отдыхать и непременно дожидался другого. Как – то сидели у костра. Взглянул Семен на искры от огня, улетающие в небо, и показалось ему это таким близким, словно не чужое оно, а родное. Запел тогда Семен песню, какую слышал еще в детстве от отца своего, кто – то красиво и в лад стал подпевать ему. Обернулся Семен, а это Заимов поет, душевно так, с сердцем. И так они спели эту песню, что не сдерживали слез своих сидевшие рядом земляки, а итальянцы потом одобрительно похлопали по плечам каждого из них. Что – что, а в музыке и пении они понимали толк.

Пришли однажды Семен и Заимов к Джузеппе, который всегда нещадно ругал своих боевых товарищей за то, что они не берегут себя, а сам себя никогда не жалел и снова отлеживался после очередного ранения. В обществе все той же монашки, а может быть и не монашки даже.

– А – а, русские братья! – обрадовался посетителям Джузеппе, отодвинув немного в сторону, сидевшую уж слишком близко для духовных бесед свою святую особу. – Проходите! Проходите! Рассказывайте, что вы еще надумали натворить на моей многострадальной земле!?

– Нет, успокойся, Джузеппе! – ответил ему Семен. – Мы решили, что пока ты сам не скажешь, что нам делать, так мы будем вести себя очень даже тихо. А пришли мы к тебе вот по какому поводу. Мы тут с Александр Петровичем подумали, что негоже ему офицеру в моих подчиненных ходить и решили, что он должен быть командиром нашего взвода.

Джузеппе с удивлением приподнялся на своем ложе, взглянул на пришедших и как бы только потом, убедившись в серьезности этого заявления, спросил:

– А как же ты, Михалыч? Может, тебя назначить командиром другого взвода?

Что – то мне в этом не нравится.

– А что тебе может, не нравится, командир? – сказал Семен. – Главное, мы сами так решили. Петрович будет командиром, а я как бы комиссаром при нем.

Джузеппе от удивления даже присел.

– Как комиссаром? Это значит, ты будешь следить за порядком? Семен, но ты никогда не говорил, что служил в полиции!

Заимов и Семен дружно рассмеялись.

– Петрович, я не знаю, как разъяснить ему? – сказал Семен.

– Джузеппе, – обратился к тому Заимов. – Комиссар в современной армии при совдепах, это нечто вашего священника.

– Ну, тогда это другое дело! – вскричал Джузеппе. – Конечно, я согласен и даже очень рад, что наш друг Семен, наконец, будет просто духовным лицом!

– Беда с вами, итальянцами, – покачал головой Семен. – Джузеппе, комиссар в нашей армии, это не просто духовное лицо, как ты говоришь, призывающее бороться с нашим общим врагом – фашизмом, но всегда идущий впереди своих солдат, если надо первым погибает за правое дело!

– Это с вами русскими – беда, – промолвил в ответ Джузеппе, откинувшись на лежанку. – Что вы за народ такой, кем вас не назначай, так вам обязательно в самое пекло надо! И обязательно умирать! А ведь это невежи придумали, что самая почетная смерть для мужчины на войне или на женщине! На войне жертв и так хватает, а память женщины очень коротка. Жить надо, друзья, жить!

– Ладно, командир, обещаем тебе с Михалычем, что обязательно будем жить, – пообещал Заимов.

– Слово офицера? – спросил Джузеппе.

– А вот это уже как комиссар скажет! – ответил с улыбкой Заимов, прибавил. – Да и как повезет.