Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том первый

– Доброго вам утра, мадам доктор, месье доктор… – Маргарита бежала к подружкам по классу. Роза и Эмиль расставались на повороте к рудничной больнице. Они, еще немного, не разнимали рук:

– Я люблю тебя, мадемуазель Портниха… – шептал Эмиль, – на обеде увидимся… – днем Роза приносила ему обед в кабинет. Завидев ее, жены шахтеров, в очереди, улыбались:

– Здравствуйте, мадам доктор… – Роза обшивала поселок, в уютной мастерской, выходящей окнами на сквер, с мраморным фонтаном, где они с Эмилем стояли под хупой. Отрываясь от стола для кройки или ножной машинки, Роза слышала смех детей, за чугунной оградой, щебет птиц, на булыжнике мостовой:

– Здесь все в руинах лежало… – она выходила на порог, с папиросой, – но город обязательно возродится… – к Пасхе на месте сожженной церкви появился фундамент.

Взяв короткий отпуск, на Песах, Эмиль отвез Розу в Брюгге. Они жили в тихой гостинице, в комнатах, с собственной кухней, выходящих на канал. Утром, в туманном свете, Роза видела лебедей, скользящих по темной воде. Едва распустившиеся ивы стояли в зеленой, нежной дымке:

– Но девочку мы не оттуда привезли… – в зеркальце она заметила столики, вынесенные на улицу, рядом с пивной, – к тому времени девочка уже случилась… – строители обещали мадам и месье доктору закончить их дом до осенних праздников. Роза, весело, сказала мужу:

– Пока одну детскую сделаем, а после посмотрим… – она вела машину, думая, где поставить кроватку, для девочки:

– Мебель в Мон-Сен-Мартене смастерят. Надо из Льежа ткань привезти, для штор, для постельного белья, для приданого. На Новый Год мы в синагогу поедем, я все и куплю… – краем глаза, Роза увидела высокого, худого мужчину, длинноносого, в потрепанном костюме. Развалившись на скамье, у кабачка, он потягивал пиво:

– На еврея похож, – Роза прибавила скорость, – здесь до войны евреи жили. Должно быть, он вернулся в городок, после лагеря или партизанского отряда… – товарищ Яша сделал пометку в блокноте. По телефону, Наум Исаакович, велел ему быть особенно внимательным:

– Думаю, не сегодня-завтра пани Штерна с Рыжим тоже появятся в Требнице… – добавил коллега, – а пока запоминай приметы гостей… – у Серебрянского было хорошее зрение. Он рассмотрел четкий, красивый профиль, женщины, за рулем довоенного форда:

– Мадам Портниха, как ее Эйтингон называет, собственной персоной. Она к обители едет… – машина взбиралась на холм, – значит, скоро и месье Монах ожидается, с приятелем… – Серебрянский допил пиво:

– Здешние поляки боятся партизан, и правильно делают. Скоро они отряд Штерны увидят… – форд превратился в точку, на зеленом склоне. Роза взглянула на мощные стены, белого камня:

– Обитель, словно крепость строили. Неудивительно, в тринадцатом веке часто воевали… – наглухо закрытые ворота и узкие бойницы напомнили ей форт де Жу:

– Мы с Эмилем за пулеметами лежали… – Роза вздохнула, – и все равно, Максимилиан выжил. Воронов его спас, проклятый мерзавец. Хоть бы они оба сдохли… – девушка хлопнула дверью форда:

– Мишель с Лаурой погибли, Драматург в Америке, на правительство работает… – под каблуками туфель хрустел гравий, – Джон выжил, а что с Волком случилось? Надя тогда умерла, она его любила… – Роза помнила слабый шепот девушки:

– Я дочку хотела. Ты ему дочку роди, обязательно… – замедлив шаг, она положила руку на живот:

– Показалось. Четвертый месяц всего лишь начался. У нас две дочки будут, Аннет и Надин. Чтобы имена остались… – вскинув сумочку на плечо, перекрестившись, Роза, решительно, пошла к воротам обители святой Ядвиги.

Пышную, горячую булочку, в середине, посыпали обжаренным луком, с крупной солью.

Пекарня, на удивление, оказалась открытой. Над входом водрузили рукописный плакат, на русском языке: «Приветствуем освободителей Польши!». Гольдберг русского не знал, но Авербах объяснил:

– Слово «Польша» я прочесть могу, а остальное понятно… – он указал на красный флаг, рядом с плакатом.

Ближе к обеду развалины Бреслау оживились. Среди разрушенных домов шныряли оборванные подростки, на Ратушной площади шумели моторы грузовиков и армейских виллисов. Красная Армия ездила на машинах, полученных по ленд-лизу.

Встретившись у ратуши, Авербах и Гольдберг сразу приметили друг друга:

– Вы, действительно, на Хамфри Богарта похожи… – усмехнулся Самуил. Он говорил на хорошем французском языке:

– Я в Северной Африке нахватался… – они медленно шли вдоль руин, по краю площади, – два года сидел в Касабланке, играл в тамошнем баре… – обернувшись, Эмиль взглянул на новые, отремонтированные русскими окна ратуши. Блеснул луч утреннего солнца. Монаху показалось, что за одним из окон кто-то стоит: