Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

Куратор бросил взгляд на черный, массивный телефон. В Москве был поздний вечер. В обычный день в министерстве царила бы суета. Столица жила по расписанию товарища Сталина, принимавшегося за работу, когда остальные садились ужинать:

– Но сейчас звонить бесполезно… – со вздохом напомнил себе куратор, – все заняты подготовкой к завтрашнему мероприятию, то есть к сегодняшнему… – он пока даже не отправил фото неизвестного на Лубянку. Чекист вспомнил:

– На лодке один из инженеров говорил, что скоро появится техника, способная передавать изображения на расстоянии. Он во время войны работал с американскими конвоями, слышал от тамошних технических специалистов о таких устройствах… – инженера тоже арестовали за шпионаж в пользу США:

– На допросах он признал, что передавал американцам чертежи наших подводных лодок… – куратор взялся за бутерброд с алой, свежей икрой, – и сейчас он не скрывает восхищения перед достижениями запада… – сведения о низкопоклонстве инженера, как это называл куратор, легли в его досье.

Экипаж К-57 не мог показываться на основной базе. Работники, обслуживающие лодку во время ремонта, не видели моряков, и понятия не имели, кто служит на субмарине. Куратор велел капитану собрать экипаж к трем часам дня. Чекист выступал с докладом о тридцатилетии великой революции:

– Вас ждет праздничный обед, – улыбнулся он, в разговоре с Фисановичем, – вообще, эта зима выдастся тихой. Думаю, большой поход начнется в марте, в апреле… – дожевав бутерброд, он поколебался, изучая снимки неизвестного. Мужчина хмуро смотрел в объектив. Куратору не нравилось угрюмое выражение, в усталых глазах,

– Сейчас у него появилась щетина, а подобрали его гладко выбритым. В русском языке у него акцент. Может быть, он из Прибалтики. В тех краях все кишело коллаборационистами… – из европейской части России на восток шли набитые под завязку эшелоны с арестованными националистами и бандитами, из Украины и Прибалтики:

– Если он есть на Лубянке, в картотеке, то станет легче работать. Но я не мог отправить только фото, без каких-нибудь сведений. Получилось бы, словно я расписался в своем бессилии провести обыкновенный допрос… – куратору не хотелось краснеть перед начальством:

– Его палата не оборудована жучками, в лазарете вообще нет такой техники. Фельдшер сообщает, что ничего подозрительного он не делает, но сегодня к нему опять придет врач…

По соображениям безопасности обычных докторов с базы к больному не подпускали. Фельдшер был сотрудником министерства, со званием, а врач К-57 вообще не значился в списках офицеров военного-морского флота. Куратор хмыкнул:

– Как и вся лодка. Непонятно, зачем собирать на них досье, они и так мертвецы. Впрочем, из фальшивых мертвецов они всегда могут превратиться в настоящих. Они знают, что мы можем их расстрелять, можем арестовать их семьи…

На материке следили за женами, детьми и родителями экипажа. Некоторые женщины, получив извещения о смерти мужей, вышли замуж во второй раз. Куратору нравилось сообщать такие новости подопечным:

– Они ничего не говорят, но по глазам все видно. Ничего, пусть пострадают, они враги советского строя, продавшиеся западу. Даже Фисанович, Герой Советского Союза, снюхался с британцами. Хотя его не арестовывали. Ему объяснили, что он выполняет специальное задание. Потом ему сообщили, что его, заочно, осудил трибунал… – жена врача замуж пока не вышла:

– У него две девочки, пять лет, и три года. Младшая была новорожденной, когда его забрали… – по словам доктора, у неизвестного, подобранного в Татарском проливе, могло случиться легочное кровотечение:

– Он харкает кровью, – хмуро сказал врач, куратору, – снимите с него наручники. В следующем таком случае, он может не дотянуться до кнопки вызова фельдшера и умереть… – куратор позволил расковать пациента:

– Он нужен министерству живым. Если он погибнет, так и не признавшись, зачем он сюда явился, с меня голову снимут… – куратор велел фельдшеру внимательно следить за врачебными визитами. Он не доверял экипажу К-57:

– Следующей весной, когда лодка пойдет на юг, мне, все равно, придется остаться с ними наедине… – налив себе кофе, из массивного термоса, он закурил, – то есть не наедине, с охраной, но все равно… – ему не нравилось, как на него смотрели моряки:

– И баба, чилийка, похоже смотрит… – недовольно подумал чекист, – вообще непонятно, что у нее в голове. Эйтингон, правда, называл ее придурком… – осенью чекист отправил в Москву рапорт о необходимости перевести младенца чилийки в дом малютки, на континенте: