Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том седьмой

– Должно быть, она по магазинам отправилась, или к подруге, на Лонг-Айленд… – он проследил за семьей, идущей к потрепанному форду. Собака плясала у ног девочки:

– Они тоже медведя выиграли, – вздохнул Циммерман, – наверное, отец стрелял. Лицо у него, кстати, знакомое. Хотя таких мужчин половина Бруклина. Видно, что он соблюдающий еврей… – машина тронулась. Вслед за ней от обочины оторвался еще один форд.

Циммерман вспомнил, как мисс Ривка настаивала, что видела в кондитерской советских шпионов:

– Ерунда, ей просто почудилось, – решил Леон, – все из-за газет. Даже воскресные выпуски не обходятся без очередной статьи о происках коммунистов. На войне мы сражались вместе с левыми, и ни о чем таком не думали… – в светлых волосах мисс Бромли играли солнечные искорки:

– Я тоже не хочу думать, – понял Леон, – хотя бы недолго. Так давно ничего не случалось. Надоело ждать, верить, что появится кто-то, на пороге. То есть появится, мисс Ривка, но с ней все не так, как было раньше… – он налил Кэтрин кока-колы:

– Между прочим, неподалеку от моего дома открыли новый бар. На вид, заведение неплохое, по вечерам обещают джаз. Если хотите, можем сегодня сходить. Или вы предпочитаете вернуться к дохлым мышам… – в голубых глазах девушки метались смешинки:

– Спасибо, Леон. Мыши подождут, я предпочитаю коктейли и танцы… – два темных форда, выбравшись на середину Кони-Айленд авеню, поехали на запад, к Бруклинскому мосту.

По возвращении из Хобокена, Наум Исаакович припарковал форд, по документам, принадлежавший некоей посреднической конторе, на стоянке у моста Джорджа Вашингтона. Офис компании располагался в безопасной квартире. На бумаге фирмой владел панамский делец. Все бухгалтерские отчеты хранились в полном порядке, налоговые декларации подавались вовремя. Эйтингон, впрочем, в квартире не остановился, хотя в комнатах оборудовали спальню, с душевой.

Он шел по почти пустынному, воскресному Манхэттену, помахивая портфелем:

– Безопасней жить в большом отеле, где мой испанский паспорт завтра никто не вспомнит. С машиной то же самое, незачем мозолить глаза автомобилем. Ребята, резиденты, о нем позаботятся…

Завернув к Центральному Парку, Эйтингон узнал то, что он и так знал. Ни Ягненок, мистер Горовиц, ни его невестка, ни дети в апартаментах не появлялись. Наум Исаакович передал работникам, следившим за квартирой, описание Евы:

– Ягненок может сюда приехать, с девчонкой, – предупредил он ребят, – следите в оба…

В парке, купив кошерный хот-дог и кофе навынос, Наум Исаакович нашел свободную скамейку. По рыжим листьям, устилавшим газон, носились дети, лаяли собаки. В песочнице, неподалеку, копошились малыши. Матери, с низкими колясками, стояли кружком. Темноволосая девочка, в синем пальтишке, с якорями, возила по песку грабельками:

– У Анюты и Наденьки тоже были такие игрушки… – Эйтингон, медленно, пил кофе, – если операция провалится, меня не пощадят. Я не имею права рисковать судьбой девочек. Если меня арестуют, малышек сунут в какой-нибудь провинциальный детдом, поменяв им фамилии. Я никогда их больше не найду. Ни девочек, ни мальчишку. Впрочем, ему не исполнилось и года, он вообще не выживет… – Наум Исаакович вздохнул:

– После фиаско в Израиле Лаврентий Павлович не намерен проявлять снисхождение, особенно, учитывая случившееся в Москве… – в сухой радиограмме, полученной вчера с Лубянки, министр сообщал о вопиющем случае, как выразился Лаврентий Павлович, отъявленного буржуазного национализма. Наум Исаакович видел фотографии, в New York Times:

– Даже думать об этом не хочу… – злобно сдавив пустой стаканчик, Эйтингон бросил его в урну, – от синагоги до Маросейки стояла толпа. Голду чуть ли не на руках внесли в здание… – первый посол нового Государства Израиль, в СССР, Голда Меир посетила на праздники хоральную синагогу столицы:

– Американцы не преминули послать туда журналистов… – избегая смотреть на детей, Эйтингон направился к выходу на Сентрал Парк Вест, – в газете написали, что люди скандировали: «Отпусти мой народ», пели гимн Израиля… – он поморщился:

– Вместо обещанного социалистического государства, на Ближнем Востоке, мы получили сионистский заговор, в четверти часа ходьбы от Кремля… – Наум Исаакович не сомневался, что за буржуазный национализм загремят, как было принято говорить, и он, и Серебрянский:

– Вряд ли нас расстреляют, мы слишком много знаем… – остановившись, он щелкнул зажигалкой, – но, если Берия доберется до девочек, он получит рычаг давления. Ради них я пойду на все. Он доберется, – понял Эйтингон, – персонал виллы, то есть зэка, сдадут меня, не моргнув глазом… – он шел по аллее, где до войны мальчик и Петр Воронов похищали Джульетту Пойнц: