– Правильно. Но сначала, сразу после праздника, Меир пойдет к Доновану… – ей захотелось домой, в огромную, выходящую на Парк гостиную. Уютно гудел огонь в камине, Ринчен дремал на ковре, дети устроились, с книгами, на большом диване, под стеной, увешанной фотографиями родни и плакатами фильмов, по книгам бабушки Бет:
– Донован, в Вашингтоне, подарил Марте ее романы… – вспомнила Дебора, – когда все прояснится, я смогу, наконец, увидеть и Марту, и миссис Анну. То есть увидеть тайно. Из-за русских они, все равно, засекречены, как и Констанца… – Дебора встряхнула черноволосой головой, в беретке:
– Меир сказал, что в квартире нам пока появляться не след… – муж считал, что ФБР снабдило апартаменты жучками, – но даже потом, из соображений безопасности, нельзя сюда приглашать миссис Анну и Марту. Можно поехать в горы Кэтскилс, поселиться в кошерном пансионе. Детям понравится. Осенью в тех местах особенно красиво. Там у нас получился Аарон… – Дебора, немного, зарделась. Меиру она, конечно, такого не говорила:
– Но мне с ним даже лучше, чем с покойным Аароном. Я и не знала, что так может быть… – рука, с чашкой, немного задрожала, – я с ним обо всем забываю… – Дебора приложила свободную ладонь к щеке:
– Думаю о нем и краснею. Даже под хупой я краснела… – свадьба, в кабинете ребе, была самой простой. Дебора, в сопровождении ребецин Хаи-Мушки, быстро навестила микву, в неприметной пристройке к зданию резиденции. Ктубу написали от руки, на листе бумаги. Ребе и его зять привели десять студентов ешивы, для миньяна:
– Но Меир пришел с кольцом… – улыбнулась Дебора, – он успел забежать к ювелиру, в Хобокене… – она носила золотое, обручальное кольцо, на одном пальце со старинным, семейным перстнем. Меир прикрыл ее голову талитом:
– Вся хупа не заняла и четверти часа, – вспомнила Дебора, – мы выпили домашнего лимонада, получили шоколадного печенья, от Евы, и поехали не в «Плазу», на банкет, а к Эссену, есть сэндвичи с солониной. Но с Меиром мне везде хорошо, так, как еще никогда не бывало… – оставив на столике серебро, она встала:
– Через час буду в Хобокене. Погода хорошая, они, наверное, еще гуляют, с Ринченом… – натянув перчатки, подхватив сумочку, Дебора вышла на залитый осенним солнцем Бродвей. До станции подземки оставалось два блока. Она постукивала каблуками, по асфальту, ловя свое отражение, в витринах магазинов:
– У меня изменилась походка, выпрямилась спина. Слава Богу, дурман рассеялся. Меир сказал, что Мэтью собирался увезти меня в СССР… – Дебора передернулась, – Господи, как я его ненавижу, мерзавца. Я приду посмотреть на его казнь… – она сжала руку в кулак, – пусть он получит по заслугам… – сильные пальцы схватили ее за локоть, Дебора ощутила аромат сандала. Проезжавшее мимо желтое такси взметнуло ворох сухих листьев.
Обернувшись, она взглянула в холодные, серые глаза Мэтью:
– Он за мной следил, он тайно приехал в Нью-Йорк… – уверенная рука оттащила ее к обочине, дальше от потока прохожих. Он носил кашемировое, штатское пальто, с мягкой шляпой:
– Дебора, что случилось? Ты внезапно уехала из столицы, я волновался… – тяжелая ненависть поднималась внутри, в глазах Деборы заплясали отсветы огня:
– После гибели Аарона, он пришел ко мне. Я едва не умерла, едва не потеряла мальчика, а он хлопнул дверью, не вызвав скорую помощь. Пусть он сдохнет, я его ненавижу, ненавижу… – раздув ноздри, вырвав руку, Дебора, с размаха, ударила Мэтью сумочкой по лицу. Женщина пронзительно завизжала:
– Оставь меня в покое, мерзавец! Не смей меня трогать, я замужем… – люди, на тротуаре, замедлили шаг. Мэтью держался за ссадину, на щеке:
– Я бы ему все лицо располосовала, – мстительно пожелала Дебора, – но надо быстрей оказаться в Хобокене. Надо предупредить Меира, что этот подонок в городе… – выскочив на мостовую, Дебора, отчаянно, замахала: «Такси! Такси!».
Зашипела перекись водорода.
Эйтингон, аккуратно, вытер ватой красную ссадину, на щеке Мэтью:
– Ничего страшного… – он сунул пузырек в автомобильную аптечку, – тебя, например, могла поцарапать кошка. На границе ссадина не вызовет подозрений. Тем более, на Ниагарском водопаде всегда полно туристов…
Послеполуденное солнце сверкало в окнах небоскреба, по соседству. На газовой плите грелся оловянный кофейник и кастрюлька с молоком. Наум Исаакович хотел залить мальчику термос, в машину.
Собрав аптечку, он присел напротив:
– Значит, ты понял. Сначала едешь в Ньюпорт. Сделаешь небольшой крюк, ничего страшного. Там ваши семейные могилы, старейшая синагога в Америке… – стряхнув пепел от сигары, Мэтью кивнул:
Читать дальше