Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том седьмой

– Кому от огня. Нет, нет, нам поверят, меня не арестуют…

Отогнав эти мысли, он задремал, прижавшись щекой к мягкому плечу Деборы.

На Новый Год, с куском лекаха, медового пирога, со стола ребе, Ева получила от ребецин Хаи-Мушки пакет, перевязанный атласной лентой. Бездетная дочь главы хасидов заботилась о малышах, наполняющих классы, в небольшой пристройке, рядом с резиденцией ее отца и мужа. Каждый ребенок, на детской трапезе, ушел домой с маленьким подарком, с карманами, наполненными домашними леденцами и печеньем.

Раскрыв пакет, Ева ахнула:

– Спасибо! Теперь у меня есть своя коробочка, для пряностей…

Ева любила прощание с субботой, авдалу, даже больше самого шабата. Детям давали большую, витую свечу, вручали серебряные коробочки, откуда сладко тянуло гвоздикой и корицей. Еве нравились сказочные замки, кованые цветы, флюгеры и голубки. Голубку ей и подарила ребецин Хая-Мушка:

– Только надо менять специи, чтобы запах не выветривался, – предупредила ее женщина, – аромат всегда должен оставаться свежим… – Ева кивнула.

В маленькой комнатке, в мансарде резиденции, под черепичной крышей, стоял запах цветущего сада. На окне, в деревянных ящиках, росли маргаритки и фиалки. Узкую кровать окружали глиняные горшки, с пышными розами. Утром, распахивая ставни, Ева махала воробьям, порхавшим у кормушки с зерном. Перегибаясь вниз, она разглядывала будку Ринчена, среди густых кустов, рядом с оградой особняка. Апсо любил поспать:

– Он позже меня встает, – хихикала Ева, – а меня ждут на кухне… – бормоча благословение, она омывала руки. К семи утра раввины и ученики ешивы, закончив молитву, собирались в большом зале столовой. Женщины резали халу, варили яйца и русскую, гречневую кашу, на молоке. В резиденции держали две кухни, с полным набором посуды. Дневную трапезу, которую получали и дети в классах, ужины для семьи ребе и гостей, готовили на мясной кухне.

Примостившись на подоконнике, Ева разглядывала утреннее, туманное небо:

– Надо испечь что-нибудь, для папы и тети Деборы. И надо принести ей букет, она невеста… – Ева не очень любила срезать цветы, но утешила себя тем, что розы опять приживутся. Вчера, после авдалы, ребецин позвала ее к телефону. Услышав голос отца, девочка ничуть не удивилась. Ева знала, что папа вернулся в Америку:

– С ним все в порядке, – спокойно говорила она тете Деборе, до начала праздников, – скоро мы его увидим… – Ева узнала, что отец и тетя Дебора, с Аароном, в воскресенье приезжают на Истерн Парквей:

– Папе даже не надо было ничего мне говорить… – Ева широко улыбнулась, дырками от выпавших зубов, – я сама обо всем догадалась… – она была рада, что отец и тетя Дебора решили пожениться. Склонив темноволосую, всклокоченную голову, девочка прислушивалась к щебету воробьев:

– Так и надо. Мы с Аароном подружились. В квартире, рядом с егодетской, пустует комната… – Ева никогда не навещала апартаменты у Центрального Парка, но видела семейные реликвии, которые тетя Дебора привозила в Бруклин:

– Там есть не только Тора и фотография моих прабабушки и прадедушки, с президентом Линкольном. Там десять комнат, балкон, выходящий к парку, второй балкон, с голубятней, три ванные комнаты, и кухня такая, что хоть танцуй… – Ева подумала:

– Мы с тетей Деборой будем делать печенье и кексы, а на Суккот поставим шалаш прямо на балконе… – Аарон много рассказывал ей и о квартире, и о музеях Манхэттена, и о Центральном Парке. Ева ездила в подземке, но только по Бруклину:

– Еще есть желтый паром, на Стэйтен-Айленд, – она зевнула, – корабль идет мимо Статуи Свободы. Аарон на нем катался и я тоже хочу. Еще я хочу в магазин игрушек Шварца, и в Bloomingdales. Тетя Дебора говорила, что там очень красивые платья…

Ева сидела на подоконнике в длинной, фланелевой ночной рубашке. В классы она, как и все девочки, носила скромные, закрытые наряды, из темной саржи, с толстыми чулками и практичными ботинками. Праздничное платье, правда, было шелковым, но тоже приглушенного, синего оттенка.

Немедленно по переезду на Манхэттен, Ева собиралась попросить у отца пурпурное платье и фиолетовые чулки:

– И сумочку, такую, как у тети Деборы, темно-зеленую. Все вместе будет очень красиво… – решила она. Ева любила яркие, тропические цвета:

– Потому, что я родилась в Индии, – подумала девочка, – в Южной Америке и Африке много орхидей, а здесь они растут только в ботаническом саду… – стрелка часов миновала половину седьмого. Ева потянулась: