– Что касается Хемингуэя, то я больше напоминал Джейка Барнса. По крайней мере, совсем недавно… – Дебора привлекла его к себе:
– Бедный мой. Ирена знала об этом… – Меир кивнул:
– Конечно. Она… – говорить об Ирене было еще немного больно, – она любила меня, таким, каким я был… – в полуночной, осенней темноте, глаза Деборы казались совсем черными:
– И Тесса любила, – утвердительно сказала она, – и я бы полюбила, Меир. То есть я люблю… – от нее пахло горечавкой, тяжелые волосы шуршали в его руках:
– Люблю, – шептал он, – это я тебя люблю, и буду любить всегда. Дурман закончится, мы вернемся домой, к Центральному Парку. Мы будем жить спокойно, воспитывать детей… – узнав о плане Меира, миссис Анна задумалась:
– С одной стороны, так называемые письма Аарона надо, действительно, передать Доновану… – она расхаживала по скрипящим половицам номера, – но… – женщина остановилась, – с другой стороны, учитывая сведения от Деборы, Мэтью может попытаться вывезти ее и Аарона в СССР… – Марта подняла голову от блокнота. Кузина вычерчивала подробную таблицу связей Мэтью с русскими, для Дикого Билла:
– Аарон ему не нужен, – кисло сказала женщина, – Мэтью не станет воспитывать чужого ребенка… – Марта поднялась:
– В квартире у Центрального Парка вам пока появляться не след, и вообще, будьте осторожнее. Я уверена, что, получив записку от Деборы, Мэтью помчится вслед за ней в Нью-Йорк, к своему ментору… – Марта скривилась:
– Внимательно следите за Аароном, и не давайте о себе знать никому, кроме ребе… – Меир так и намеревался сделать.
Прокатный форд оказался в Хобокене в ночь с четверга на пятницу. Въезжая в город, Меир заметил:
– Я здесь тренировался, до войны. Учился водить машину, стрелять, нырять с аквалангом… – дремавший на заднем сиденье Аарон оживился:
– Я тоже хочу, дядя Меир. Вы меня научите стрелять… – Меир поднял бровь:
– Учитывая, что мы заселяемся в здешний пансион, а в Хобокене хорошие парки, с тирами, научу, конечно… – они решили не ехать в Бруклин:
– Шабат на носу, – Меир потушил сигарету, – мою квартирку давно сдали, а ребе сваливаться на голову неудобно. Сегодня выберемся в город, Дебора возьмет из кабинета корреспонденцию. Съездим в Краун Хайтс, договоримся насчет хупы, в воскресенье. Ева обрадуется новостям, как обрадовался Аарон… – услышав о будущей свадьбе, мальчик расплылся в улыбке:
– Значит, теперь Ева мне не только кузина, но и названая сестра. Мама… – он потормошил Дебору, – надо, чтобы Ева пошла в мою школу. Так нам будет веселее, а вам удобнее… – Меир и сам не собирался оставлять дочь в хасидских классах:
– Хотя идиш с ивритом она за это время бойко выучила. Но сначала надо завершить дело с Мэтью… – к большому сожалению Меира, на диктофонной записи ничего подозрительного не оказалось:
– Дебора торопилась, делала вид, что она плохо себя чувствует. Мэтью обещал после Дня Искупления приехать в Нью-Йорк… – праздник выпадал на следующую неделю:
– Жениться сейчас можно, тем более, у нас тихая хупа. В кабинете ребе, соберется только миньян, и все… – Меир переступил босыми ногами по полу.
В Хобокене они сняли трехкомнатный номер, с кухней, в кошерном пансионе. Он прислушался к сопению Аарона, из соседней спальни:
– Поживем пока здесь. В воскресенье заберем Еву, из Бруклина. Рядом парк, река, детям будет чем заняться. Дебора попросит в университете отпуск, по болезни. Я схожу к Доновану, и Мэтью, наконец, арестуют… – над небоскребами Манхэттена, в тумане, показался слабый, едва заметный диск солнца. Меир смотрел на дальние, темные очертания зданий:
– Осталось немного потерпеть. Как сказано, в Новый Год приговор выносится, а в День Искупления он скрепляется печатью. Кому жить и кому умереть, кому, в свое время, а кому, безвременно, кому смерть от воды, кому, от огня, кому от меча, кому покой и кому скитания, кому, благополучие и кому, терзания, кому, унижение и кому величие…
Тихо пройдя в комнату Деборы, откинув одеяло, Меир нырнул в теплую глубину постели. Она спала, свернувшись в клубочек, как ребенок, подложив ладонь под щеку. Осторожно, чтобы не разбудить ее, Меир коснулся губами нежной шеи, синеватых следов от поцелуев:
– Кому жить, а кому умереть, кому от воды, а кому от огня. Вождь Менева, предок Деборы, по легенде, проклял генерала Горовица, деда Мэтью. Он обещал, что все его потомство, по мужской линии, закончит жизнь в огне и пламени. Отец Мэтью сгорел в танке, Горского сожгли в паровозной топке. Кому от огня, от огня… – Дебора сонно пробормотала что-то ласковое. Меир позволил себе закрыть глаза:
Читать дальше