…Да, доллары… Все еще существовал железный занавес… Рушился, трещал, но висел. Никто не знал, что станет со страной завтра. Усидит ли Горбачев? И – куда повернет?.. Что станут делать мрачные сталинские люди?.. После саперных лопаток в Тбилиси 312всего можно было ждать… Но доллары уже ходили… Однако, уезжали по-прежнему навсегда, без единого шанса вернуться хотя бы на время, увидеться. Так, будто уезжали не в Израиль или в Америку, а – на другую планету, с билетом в один конец, навечно. И – без денег. Приватизации квартир еще не было…
Вот что запомнил Леонид точно. Как они с Валечкой году в девяностом провожали приятелей. У тех на душу, включая детей, имелось ровно по сто сорок два доллара. Все, что разрешили обменять. Все, что можно было вывезти из прежней советской жизни…
Да, так было – тошно и гадко. Ехать – страшно: без денег, все бросить, все начинать заново, но и оставаться боялись. Двери, что распахнулись настежь, в любой момент могли наглухо захлопнуться.
Это потом Леонид много читал: оказалось, что все две тысячи лет изгнания евреи регулярно возвращались в Палестину, иные поселялись и умирали на Родине, молились у Стены плача, в Земле Израиля существовали школы талмудистов и мистиков, действовали синагоги и молельни, жили еврейские общины, иной раз погибали, но поднимались вновь: связь со страной Израиля не прерывалась – ни при арабах, ни при мамлюках 313, ни при турках. И цари не удерживали евреев, отпускали. Две тысячи лет сохранялась связь с землей предков, но не в советское время, не из советской страны, не из советского плена…
…Году в девяносто первом-втором Леонид ездил с приятелем на Комсомольский проспект, где собирались во множестве валютные фарцовщики, которых крышевали милиция и бандиты. Там множество стояло машин, и в каждой – человек с пачками зеленых купюр. Леонид сел к своему, рекомендованному, парню приличного вида, как оказалось, бывшему инженеру из ящика 314. В первый раз Леонид очень боялся купить фальшивые доллары, но выхода не было: рубли обесценивались почти с космической скоростью. К счастью, все оказалось честно.
Незадолго до этого пройдошливый знакомый, Соломоник, бывший спортсмен, давно занимавшийся фарцовкой, предложил Леониду купить доллары. «По двенадцать рублей за доллар», – сказал Соломоник. «Но пару дней назад за доллар давали восемь», – засомневался Леонид. «То пару дней назад», – пожал плечами Соломоник. Когда через несколько дней Леонид, посовещавшись с Валечкой, решился купить у Соломоника доллары, оказалось, что «американец», как нежно называл его Соломоник, стоит уже пятьдесят деревянных. Кажется, тогда впервые Леонид услышал это слово «деревянный».
Жизнь вокруг рушилась, многие уезжали, в Москве стало нервно и грязно, появились во множестве нищие и попрошайки в метро, вокруг помоек стаями бегали крысы, несколько раз Леонид наталкивался на сумасшедших, оравших: «Бей жидов, спасай Россию», – впрочем, это, кажется, позже, через год иди два – но, вопреки всему, Леониду было интересно и весело – начиналась революция, о которой он когда-то мечтал. Страна неизбежно должна была обновиться. Сбросить прежнюю власть, тупую, жестокую, перезревшую, как со змеи по весне сходит старая кожа. Он не любил эту власть, хотя довольно долго симпатизировал Горбачеву – лишь с началом съезда нардепов авторитет генсека стал стремительно падать, и Леонид увидел, что – не то, ретроград, исчерпал себя – и оттого он радовался революции, если это была революция, несмотря на то, что она не была красива. Уж слишком тупые лица оказались у агрессивно-послушного большинства. Но он все равно верил…
…Да, верил, что Советский Союз может стать совсем другим, демократическим…
Сам Леонид, однако, не стал революционером.
В мае восемьдесят девятого, за несколько дней до открытия I съезда нардепов – со съезда все и началось: распад, конец, агония системы, не выдержавшей и капли свободы, – когда все было наэлектризовано и все поголовно только и говорили о предстоящем съезде, о Сахарове и Ельцине, Леонид случайно наткнулся на пикет на Пушкинской площади. То были активисты Лингвы 315. Они раздавали листовки и рассказывали про Московский народный фронт, который, оказалось, существовал уже около года, но именно на днях предстояла очередная учредительная конференция. Это было именно то, что искал сейчас Леонид. Он проспал выборы – был слишком занят работой над докторской, кооперативом, домом, но главное, в институте было совершенно тихо, словно они жили в другом мире, в параллельном.
Читать дальше