Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том второй

Она встряхнула головой, рассыпав вороные волосы по белоснежной простыне: «Нет. Я боюсь за тебя, Степа. Боюсь, что ты не вернешься».

– Могу и не вернуться, на все воля Божья – он помолчал:

– Однако я делаю то, что должно. Если суждено мне погибнуть, я буду спокоен, зная, что ты носишь наше дитя, – он обнял Машу. Девушка только вздохнула, укрывшись в его сильных руках.

Прижав к щеке крохотную рубашку, Маша с трудом поднялась. Прислуга постучала в дверь, приехала акушерка.

– Поясница болит, – пожаловалась Маша.

Молодая женщина ловко ощупала большой живот:

– Как не болеть, тебе рожать скоро, головка опустилась.

– Когда? – Маша побледнела. Акушерка замялась:

– Дня два-три еще походишь, а потом начнутся схватки. Не пугайся, посылай за мной, хоть днем, хоть ночью.

– Миссис Стэнли, – Маша прикусила губу, – а если муж мой не успеет в Лондон вернуться до родов?

– Когда приедет, ты ему дитя покажешь, – рассмеялась женщина.

– Хотелось, чтобы со мной муж был, – девушка встала, опираясь на руку акушерки. Маша поморщилась. «Словно кости у меня расходятся, так все болит».

– Потерпи, – ласково обняла ее миссис Стэнли: «Ты знала, что за моряка замуж выходишь. Не всегда у них получается домой вовремя добраться».

Маша утерла глаза.

– Прогуляться бы, на улице деревья какие красивые, – она с трудом подошла к окну.

– Даже не думай, – отрезала миссис Стэнли: «А если ты поскользнешься, или в карете растрясет? Ты в первый раз рожаешь, тебе беречься надо. Не дай Бог, схватки раньше времени начнутся. Гуляй по дому, девочка».

Маша грустно улыбнулась акушерке. Миссис Стэнли скрыла вздох: «Как она рожать будет, дитя совсем еще. Двадцать лет исполнилось, а выглядит на четырнадцать».

Проводив акушерку, Маша села за книгу. Она читала « L’Heptaméron des Nouvelles de tris illustre et très excellente Princesse Marguerite de Valois», пера сестры покойного короля Франции.

Уезжая, Степан закрыл библиотеку на ключ: «Те книги, кои тебе можно читать, я велел в комнаты твои перенести. Остальное не для женщин».

– Степа, – робко сказала Маша, – но раньше…

– Что было раньше, того не случится более, – ответил ей муж: «Помнишь, что апостол Павел сказал: «Учить жене не позволяю».

– Я не учить, – покраснела Маша, – я почитать.

– Иди сюда, – Степан посадил ее на колени: «Машенька, я не против, чтобы ты читала. Но я тебя старше, умнее, я глава семьи. Ты потом будешь воспитывать наших детей. Я должен быть уверен, что ты делаешь это правильно. Понятно?»

– Хорошо, Степа, – вспомнив книги, теперь спрятанные от нее навсегда, девушка еле сдержала слезы.

– Молодец, – муж поцеловал ее: «Видишь, не было у нас детей, а теперь ты понесла, – он положил руки на ее живот, – значит, Богу такая жизнь угодна».

Маша хотела что-то сказать, но прикусила язык.

«Гептамерон», который она читала в спальне, остался незамеченным в комоде, среди ее рубашек и чулок.

Девушка открыла книгу на истории о парижском дворянине, притворившемся больным, дабы не изменить жене.

– Мне кажется, – читала Маша, – что не такая это большая заслуга для мужчин, бояться нарушить целомудрие из любви к жене; есть немало причин, которые заставляют его хранить верность. Прежде всего так велит ему Господь, требует данная им клятва, да и природа его бывает удовлетворена. Поэтому ни соблазн, ни желания не имеют над нею власти.

Маша опустила книгу на колени. Со времени венчания прошло четыре года, но за это время Степан провел дома едва ли шесть месяцев.

Маша проводила его в море ровно через месяц после свадьбы. В Плимут он ее не пустил, сказав ласково, но твердо: «Не место там женам. Ты пойми, что в море нельзя о женщинах думать. Ежели ты приедешь, и другим придется разрешать».

– И ты не будешь обо мне вспоминать? – спросила она.

– Я, Маша, если в море, – вздохнул муж, – только им и занят. Потому я и жив до сих пор.

Они простились на пороге усадьбы. Стояла оттепель, шел надоедливый дождь, все вокруг было покрыто влагой. Маша не могла понять, что за капли у нее на лице. Его конь исчез за поворотом, девушка стерла со щек быстрые слезы.

Степан вернулся через пять месяцев. Она спала, раскинувшись на супружеской кровати. На рассвете рядом зажгли свечу.

– Что такое? – потерла она глаза. Маша ахнула: «Степа!»

– Я всю ночь в седле провел, – измученно сказал муж: «Иди сюда».

Как и в брачную ночь, ей тоже было больно, но она не смела остановить мужа, приказав себе терпеть столько, сколько он от нее потребует.