Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том второй

Джумана поиграла ножиком.

– Она переехала? – спросила женщина секретаря. На лепестках роз в саду блестела утренняя роса.

– Сейчас переезжает, – секретарь поджал губы: «Пять комнат, бассейн, терраса с выходом на море. Это пока, – он поднял брови, – и я не считал подносов с драгоценностями, которые ей принесли на рассвете».

– Гездэ, – задумчиво пробормотала Джумана.

– Передай ей, – она протянула секретарю букет роз:

– С пожеланиями долгой жизни. Они ей пригодятся, – кадина усмехнулась: «Пока она не понесла, не стоит ничего делать. Там посмотрим».

Евнух, пятясь, вышел из комнаты.

– Это вам, кадина, – Кася присела перед Нур-бану, – от моей госпожи Марджаны-гездэ, в благодарность за ваш подарок. Дочери госпожи Марджаны понравились котята, которых вы прислали.

На искусной миниатюре переливался красками Стамбул, такой, каким его видно с Босфора.

– Какая прелесть, – искренне сказала женщина: «Передай твоей госпоже, что я всегда рада видеть ее в моих покоях».

Выйдя на террасу, Марджана посмотрела на море. Отсюда оно было ровно смятый, синий бархат.

– Молодец, – раздался сзади знакомый голос: «Но это только начало».

Она взглянула в темные, мягкие глаза. Глава евнухов гарема помолчал: «Его султанское величество велел отвести твоей дочери отдельные комнаты. Ее будут звать принцесса Фарида, она нам пригодится».

– Не сейчас, – добавил евнух: «Лет через десять, когда ты станешь валиде-султан. Королевой-матерью, если, по-вашему».

– Милая, любимая моя Машенька! С Божьей помощью встали мы вчера на плимутском рейде. Обратный путь был быстрым, но тряским, потрепало «Изабеллу» изрядно. Я проведу здесь пару деньков, распоряжусь ремонтом, и приеду в Лондон.

Оставлял я тебя, когда ничего еще заметно не было. Посчитал я, что ты на сносях меня встретишь. Больше спи и не волнуйся за меня. Я на английской земле и скоро тебя увижу.

В этом году я постараюсь добиться не короткого отпуска, а подольше. Хотелось бы наше дитя попестовать. До свидания, милая Маша, остаюсь вечно любящий тебя Степан.

Держась за поясницу, Маша вперевалку пошла на кухню. Мистрис Доусон пекла булочки.

– Его милость приезжает, – Маша помахала письмом: «Изабелла» вчера в Плимут пришла».

– Слава Богу, – вздохнула кухарка:

– Довольна, наверное? – по старой памяти женщина называла леди Мэри на ты.

– Не сказать, как, – Маша утащила свежую булочку:

– Думала, что придется мне одной рожать, – опустившись на скамью, Маша опять потерла поясницу: «Болит и болит, и ноги стали ныть».

– Потерпи, на сносях кажется, что все тело разламывает. Когда дитя родится, забудешь, что у тебя болело, – мистрис Доусон подвинула Маше банку с малиновым джемом: «Намажь, что всухомятку жуешь».

– И так разнесло меня, что и не узнать, – грустно сказала Маша.

– Родишь и сразу все скинешь – пожала плечами мистрис Доусон: «Намазывай, ребенку сладкое полезно».

После завтрака Маша остановилась у окна в кабинете. Желтые листья усеивали черепичные крыши Сити.

Дома в это время падал снег. На вершинах гор, окружавших деревню, он лежал круглый год. Блеяли в загоне овцы. Мать размешивала в деревянном чане густое молоко. Круглые головки сыра лежали колесами на полках сарая. Не было вкуснее его, соленого, запеченного в румяное, пышное тело пирога.

Пронзительно синее небо висело над головой. Казалось, что кроме него и серого камня башен деревни, и нет больше ничего на свете.

Зимой готовили землю к пахоте. Старики верили, что высоко в горах ее надо обогреть, чтобы урожай был обильным. Мать посылала детей в лес за ветвями. Первая связка называлась в честь небесной покровительницы Маши, святой Мариам. Девочка старалась набрать туда особенно много хвороста. Каждая семья приносила связки на церковный двор. Хворост с молитвами поджигали, чтобы земля согрелась и дала плоды.

Мариам сама пахала, она была старшей В их краях женщины работали наравне с мужчинами. Весенняя земля холодила голые ступни, чирикали воробьи, вившиеся у головы вола, горы вокруг заливало яркое солнце.

Маша положила руку на живот: «Ты кто? Мальчик или девочка?». Под рукой что-то задвигалось, ребенок ворочался из стороны в сторону.

В спальне она разложила приданое для младенца. В последнюю ночь перед отъездом Степана в Плимут, она шепнула: «Мне страшно!»

– Из-за него? – муж нежно погладил ее по животу: «Все будет хорошо, Машенька, не бойся».