Александр Зарубин - Волчья дорога. История времен тридцатилетней войны

– Вот только месяцы там без команды из Мадрида не наступают, – хмыкнул мастер-сержант и показал Якову письмо от старого приятеля на испанской службе. Письмо, в шутку, было помечено пятьсот одиннадцатым января… Капитан всё понял правильно, вербовщик очень неудачно поскользнулся и начал обходить роту Лесли стороной.

Наконец, приказы пришли. Армию распускали – на зимние квартиры, поротно. Про жалование по-прежнему молчали, просто выдали бумагу с печатью: рота имеет право вольного постоя в… И послали с богом. Как всегда, как будто никакого мира и не было. Вот только… Вот только местом постоя назначили один хорошо известный роте монастырь, в котором они уже однажды побывали.

– Да, – медленно, с расстановкой проговорил сержант, недоверчиво глядя на штабную бумагу. – Приятно, конечно, когда старые друзья тебя не забывают. Но всё-таки… – тут старый вояка задумался, огладил бороду и задумчиво глянул на серое небо – будто хотел прочитать что-то между тяжёлых дождевых туч.

Капитан мог только согласиться: за всем этим явно виделась чья-то лапа. То есть рука – изящная тонкая рука в надушенной кружевной перчатке. У «бедной вдовы» на роту явно были какие-то свои виды. Конечно, графине Амалии рота раньше оказывала более чем серьёзные услуги в кое-каких делах, о которых лучше не рассказывать к ночи. И, по логике, могла рассчитывать на благодарность. Вот только с благодарностью у аристократов всегда было плохо.

И даже к шведам не сбежишь: война некстати, но окончилась. В конце концов капитан плюнул и положился на бога, судьбу и собственную удачу. Пора было выступать.

Тяжело, натужно бил барабан, солдаты, звеня сталью, скрипя кожей ремней и лениво ругаясь, строились в привычные колонны по четыре. Мушкетёры в широких обвисших шляпах с ружьями на плече и дымящимися фитилями вставали в голове и хвосте колонны, пикинёры в тяжёлых сапогах, шлемах и колетах буйволиной кожи с длинными пиками – также привычно в середину. Жалобно скрипели колесами обозные повозки, покрытые шумной толпой солдатских жён, слуг, обозной челяди. Захлопало развёрнутое на холодном осеннем ветру ротное знамя в середине строя – чёрный имперский орел смотрел на людей с полотнища сверху вниз, презрительно, как генерал на толпу новобранцев. Лоренцо, ротный прапорщик, появился в последний момент, из ниоткуда, откозырял капитану рукой на бегу и занял привычное место – у древка знамени. Губы маленького итальянца что-то шептали, а глаза смотрели с такой задумчивостью, что капитан даже удивился.

Напоследок Яков оглядел колонну ещё раз – вроде порядок, обернулся – Рейнеке – юнкер торчал, как и приказывали, за капитанской спиной. Вид у паренька был довольно-таки ошарашенный. Взмах руки, барабаны забили частую дробь, и колонна двинулась, стремительно набирая привычный ветеранам темп. Хриплые голоса затянули старый пехотный марш. «Der grimming Tod mit seinen Pferd». «Тот, кто шагал в этом строю до тебя – тоже пел, тот, кто встанет в строй вместо тебя – допоёт за тебя…". Капитан обернулся – юнкер шел рядом с потерянными глазами – немудрящая песня пробрала его до костей. Как Якова в своё время, когда он услышал её в первый раз. Когда… Тут капитан с удивлением понял, что и не помнит уже, сколько лет назад это было. За спиной колонны вспыхнуло рыжее пламя – кто-то бросил напоследок огонь в опустевшие лагерные шалаши.

– Зачем? – прошептал юнкер

– Просто так. По привычке, – ответил ему Яков с грустной усмешкой. – Тридцать лет воевали.

Как будто и не менялось с тех пор ничего – мир там подписали или не мир…

Капитан посмотрел на небо – серые, свинцовые тучи давили вниз, к земле, обещая дождь. Холодный осенний дождь. «Пора бы уж осени закончиться», – подумал Яков и надвинул шляпу глубже на лоб, ожидая с неба противную холодную воду. И вдруг усмехнулся – на ладонь спланировала первая снежинка. Потом ещё и ещё. Припоздавшая в этом, 1648 году, зима шла по следам роты.

****

В первых двух деревнях на пути роту сходу обстреляли – не помогла ни генеральская бумага о праве на постой, ни сержантские таланты к разговорам. Капитан гнал людей вперёд, стремясь поскорее выйти подальше из выморочной долгим стоянием армий округи. Зима им здорово помогла, проморозив и покрыв первым снежком грязь на дорогах. Завеса туч прервалась, рота шла под голубым, кристально-чистым небом, шла, ускоряя и ускоряя шаг. Недоверчивое зимнее солнце смотрело на них с высоты. Капитан в сотый раз мысленно поблагодарил своего полковника, сумевшего перед отъездом проиграть Якову в карты полковой комплект зимней одежды – отставших и обмороженных пока не было. Пока. На ночёвку вставали на поле, оградив палатки от ветра стеной из телег. Солдатские жёны, под прикрытием отдельного капральства мушкетёров собрали в недалеком лесу хворост. Вскоре запылали костры, забулькало в котелках нехитрое походное варево. Сержант расставлял посты, попутно объясняя молодому поколению все тонкости этого дела: