Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том второй

– Он явно работал в охране африканского деятеля, – заметила девушка, – комитет посчитал его шпионом, поэтому они и появились в ЦУМе. Но Аня права, – она бережно убрала рисунок, – не стоит надеяться на мимолетные несколько слов… – Павел вскинул бровь:

– Учитывая обстоятельства, при которых они были сказаны, я бы поспорил, но письмо вещь более верная…

Конверт с отстуканным на машинке адресом лежал на журнальном столике полированного ореха, рядом с бутылкой коньяка. Королёв жил на верхнем этаже высотки. В окне гостиной переливался огнями проспект Калинина:

– Я переехал перед Новым Годом, – он усадил Надю на просторный, обитый кожей диван, – квартира еще не обжита… – Надя видела такие интерьеры в каталоге, где они заказывали одежду:

– В ванной у него черная плитка и зеркала, – девушка успела навестить ванную и кухню с американским рефрижератором, – сначала он меня здесь… – Надя подавила тошноту, – а потом поведет в спальню… – дверь в спальню пока оставалась закрытой.

Гостиную осенял увеличенный фотографический портрет железного Горского:

– С этого снимка писали знаменитую картину в Третьяковской галерее, – Королёв развалился на диване, – вы, наверное, видели холст… – Александра Даниловича неожиданно изобразили не в шинели с буденовкой, а в белой рубашке и галифе. Горский сидел, опираясь на спинку стула, глядя прямо на зрителя:

– Знаете, Наденька, – Князев повел рюмкой в сторону фотографии, – я помню его и таким. Он не только воевал, он много читал, отлично играл на фортепьяно, знал музыку. Разносторонний человек… – губы Королёва касались ее уха, – как и вы… – Василий Васильевич не сомневался, как Горский повел бы себя с девушкой:

– Он бы с ней не церемонился, как и с остальными женщинами. Подержал бы при себе немного, потом отдал бы матросам на потеху, а те бы ее расстреляли и сбросили в реку. Но с классово близкой женщиной Горский такого бы себе не позволил… – Александр Данилович наставительно говорил:

– Краеугольным камнем нового общества станет уважение к подруге, воину, трибуну, борцу. Вообще, – он поднимал палец, – скоро мы выбросим на свалку отжившие практики, откажемся от института брака, буржуазного инструмента угнетения. Мужчины и женщины будут соединяться, следуя взаимному влечению… – понимая, что партия не считает еврейку подходящей подругой для Александра Даниловича, Королёв не упоминал в книгах о Фриде:

– В любом случае, она погибла в революции пятого года, – хмыкнул Василий Васильевич, – в моем романе она стала Катей… – он держал на стене снимок покойной Лады в роли ткачихи-революционерки:

– Говорят, что Феллини плакал на просмотре фильма, – вспомнил Королёв, – он сказал, что сцена смерти Кати войдет в анналы кинематографа… – Василий Васильевич заранее пристроил новую, еще не написанную книгу, в заботливые руки режиссеров:

– Сначала двухсерийный фильм, потом телевизионные новеллы, – решил он, – новый формат с короткими сериями очень выигрышен. Ничего, что про революцию, с хорошими актерами никто не заметит революции… – Надя тоже узнала девушку на фотографии:

– Она погибла, в газетах писали о трагической утрате для советского искусства. Она тоже была много его младше… – Надя заставила себя не отстраняться. От Королёва пахло коньяком, писатель пытался расстегнуть защелку на ее бюстгальтере:

– Вы испытываете ко мне влечение, Наденька… – бормотал он, – отбросьте условности, отриньте ложный стыд, станьте моей подругой, самкой… – Надя лукаво отозвалась:

– Вы обещали взять письмо, Василий Васильевич… – его рука зашарила по столу:

– И возьму, – отозвался Королёв, – пароль д’онёр, как говорят французы… – Надя объяснила, что доктор Гольдберг отец ее приятельницы:

– Она бельгийка, тоже балерина. Она приезжала сюда с гастролями… – Надя мимолетно вспомнила об афишах конкурса Чайковского. Летом она ждала звонка от товарища Матвеева, однако ее оставили в покое:

– Авербаху присудили второе место, потому что он израильтянин, – Надя устало закрыла глаза, – то есть у него два гражданства. Хорошо, что Комитет не стал опять меня под него подкладывать… – она думала о музыканте с брезгливостью, – а доктора Эйриксена… – сердце защемило, – здесь больше ждать не стоит. Он женат, забудь о нем, вы никогда не встретитесь… – Надя разозлилась:

– Мы вырвемся отсюда и все случится по любви. Я забуду о мерзавцах вроде Королёва… – забрав письмо, Василий Васильевич помахал конвертом: