Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Часть вторая. Том третий

– Мы скоро встретимся, – он понял, что улыбается, – если Ева обещала приехать, значит, она приедет… – быстро вымыв посуду, епископ пошел в монастырскую церковь на заутреню.

В темном притворе храма святого Станислава белела мраморная чаша для святой воды. Из-за церемонии церковь закрывали для прихожан в девять утра, но еще шла ранняя служба.

Данута в наряде послушницы стояла под фреской Тадеуша Кунце, где Иисус защищал грешницу:

– Если бы Иисус жил сейчас, – горько подумала девушка, – он бы меня простил. Я тоже грешница, блудница, но он бы не дал бросить в меня камень…

Данута ночевала в маленькой комнате приюта для польских паломников, где располагалась церковь. Ее компаньонка, монахиня, тоже полька, принявшая обеты тридцать лет назад, рано отправилась на покой:

– Молись святым Елизавете и Виллему Бельгийским, – наставительно сказала она Дануте за скромным ужином в приютской столовой, – в твоем возрасте… – женщина покачала сухим пальцем, – тебя могут обуревать греховные страсти. Храм оставят открытым, – добавила монахиня, – перед пострижением всегда молятся… – Данута не молилась.

Девушка бросила взгляд в освещенный тусклым золотом фресок зал:

– Я сидела и плакала… – храм был небольшим, в десять рядов скамеек вытертого дерева, – сестра Агата похвалила меня утром, сказала, что я очень набожна… – Данута иногда клала голову на скрещенные руки, пытаясь хоть немного поспать.

Она разглядела среди молящихся знакомую, лысоватую голову:

– Мерзавец, – девушку замутило, – он не собирался сюда приходить… – синьор Антонио, тем не менее, поинтересовался временем ее пострижения:

– Значит, заутреню отслужат для широкой публики, – он подмигнул девушке, – но я не любитель рано вставать…

Приют для паломников пустовал. Социалистическая Польша почти наглухо перекрыла границы страны:

– Даже безнадежно больным не дают выездные визы, – вспомнила девушка, – верующие не могут попасть в Рим или к святым реликвиям Лурда и Мон-Сен-Мартена… – церковь, тем не менее, была полна. В городе с довоенных времен обосновалось много поляков:

– Синьор Антонио, то есть русский, – Данута повернулась спиной к пастве, – знает польский язык. Он сказал, что работал в Варшаве. Понятно, чем он занимался в Польше… – оказавшись вчера в квартирке на вокзале Термини ближе к обеду, Данута покинула неприметный дом перед ужином:

– Проклятая тварь меня не отпускала, – девушка справилась с тошнотой, – но хорошо, что он осторожен. Он понимает, в каком я положении, но теперь мне придется ходить к нему каждую неделю… – по лицу русского Данута видела, что он доволен:

– Вы горячая штучка, – одобрительно сказал синьор Антонио, – кричите, стонете. Его преосвященству такое придется по душе. Вам придется разыграть девственницу, но я уверен, что вы справитесь… – шлепнув Дануту пониже спины, он развалился на скрипучей кровати, дымя сигаретой:

– Сварите кофе, – велел русский, – покурим и продолжим, милочка… – перед тем, как покинуть квартирку, Данута долго стояла под обжигающе холодной водой душа:

– Я себя наказывала, – поняла девушка, – словно средневековые святые. Жаль, что у меня нет плети или кнута… – ей хотелось стянуть с себя кожу:

– Это не поможет, – всхлипнула Данута, – можно быть чистой снаружи и грязной внутри, как я… – русский велел ей писать епископу Кардозо:

– Сейчас в Парагвай вас не пошлют, – заметил синьор Антонио, – но вы должны приучить к себе серого прелата, то есть теперь серого епископа… – Данута вздрогнула от вкрадчивого шепота:

– Вы как Мария Магдалина, милочка… – русский, в неприметном костюме клерка, указывал на фреску, – блудницу словно с вас писали. Иисус бы не устоял, – он оскалил мелкие зубы, – и епископ Симон точно не устоит… – ловкая рука незаметно похлопала ее по заду:

– По воскресеньям вы теперь будете заняты, – задумчиво сказал русский, – жду вас в субботу. Приберетесь в квартире, приготовите обед и получите десерт, милочка. Вчера вам понравился мой… – Дануте хотелось зажать уши, – вы просили еще и еще… – девушка сжала руки в кулаки:

– Вы в церкви, – гневно сказала она, – как вы можете так себя вести… – синьор Антонио небрежно усмехнулся:

– Я атеист, милочка, а вы не монахиня, вы… – прибавив крепкое русское словцо, он предупредительно распахнул дверь перед входящими в храм священниками.

Данута даже не обратила внимания на то, как русский покинул церковь. Епископ Кардозо пришел не в облачении, а в миланского кроя сером костюме и белой рубашке с пастырским воротничком. Завидев девушку рядом с чашей святой воды, отец Симон ласково улыбнулся: