Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Часть вторая. Том третий

– Кино показывали перед голливудскими лентами, – смешливо заметил епископ, – некоторые зрители решили, что Грегори Пек надел сутану…

Джо мог остаться в Кастель-Гандольфо и приехать в Рим через два дня, вместе с епископом. Они летели в Париж во вторник:

– Сегодня пятница, – Джо шел к мощным стенам замка Святого Ангела, – я сделал вид, что у меня деловые встречи в городе… – ему было стыдно лгать духовнику, да еще и в папской резиденции:

– Его святейшество меня благословил, – вспомнил Джо, – передал освященные четки для Маргариты, обещал молиться за наших будущих детей… – он полез в карман джинсов за сигаретами.

Джо твердо решил порвать и с Данутой и с русскими. Он собирался признаться во всем после свадьбы:

– Маргарита поверила в сказку о беглых нацистах, – вздохнул граф, – и даже тетя Марта купила историю, хотя она славится проницательностью. Я объясню, что в Гонконге мне было неловко говорить всю правду. Маргарита меня простит, она меня любит. Два раза она меня прощала, так случится и сейчас…

Не желая останавливаться в дорогом отеле, Джо обретался в монастыре епископа Кардозо, аббатстве Тре Фонтане:

– Но русские знают, что я здесь, – до отъезда в Кастель-Гандольфо его позвали к телефону в приемной монастыря, – а Дануте я сам позвонил, – его щеки заполыхали.

Джо жалел девушку, но сказал себе, что другого пути у него нет.

– Она принимает обеты, – пришло ему в голову, – может быть, Иисус и Дева Мария вернут ее на истинный путь, и она тоже разорвет связи с русскими, – голос телефонного собеседника был Джо незнаком.

– Но это был не месье Вербье, то есть Паук, – понял он, – внук Горского не знает итальянского языка… – сам Джо объяснялся по-итальянски кое-как:

– Но я услышал, что русский говорил с римским акцентом. Он извинился, перешел на английский… – только в английском Джо уловил тень знакомого ему говора:

– У Волка остался такой акцент, – хмыкнул он, – ясно, что кем бы ни был этот парень, он из СССР…

С русским он договорился встретиться завтра, получив от него адрес кафе рядом с вокзалом Термини:

– Самый паршивый район, – Джо знал окрестности, – они всегда снимают дешевые комнатушки по соображениям безопасности… – он собирался сказать русскому, что прекращает работать на СССР:

– Раз и навсегда, – Джо выбросил окурок в коричневый, обмелевший Тибр, – а что касается левацкого детского сада вкупе с арабами, то пусть русский сам с ними встречается. Я инженер и ученый, я влез в эти игры только ради спасения Маргариты…

Мать присылала в Бруней и Гонконг меню свадебного обеда и образцы тканей для украшения церкви:

– Она всем занимается сама, она и на милю не подпустит тетю Клару к венчанию, – хмыкнул Джо, – но, кажется, она оправилась и расцвела. Пьер не скоро женится, ему еще нет двадцати. Понятно, что мама ждет внуков… – Лаура обещала прилететь в Гонконг, к появлению на свет новорожденного. Джо оглянулся на гудящую пробку, забившую мост:

– Все будет хорошо, – сказал себе он, – родится мальчик или девочка, Наримуне или Эми. Маргарита права, мои страхи насчет влияния бомбы на потомство беспочвенны…

Привыкнув к паре неприметных мужчин, присланных из Лондона в Бруней, сопровождавших его и в Гонконге, Джо чувствовал себя незащищенным:

– Но я намеренно отказался от охраны… – за столиком кафе он увидел черные волосы Дануты, – объяснил, что я буду жить в обители и гостить в папской резиденции. Тетя Марта поворчала, ссылаясь на Черного Князя, то есть Боргезе, однако согласилась отозвать наблюдение. Ладно, не надо затягивать, я все скажу и распрощаюсь с ней навсегда…

Незаметно перекрестившись, Джо пошел к трепещущим на жарком ветру, холщовым зонтикам.

Пчела деловито жужжала над лужицей растаявшего мороженого в стеклянной вазочке. Сироп золотился на солнце, остывал нетронутый эспрессо. На пластике стола рассыпались лепестки увядшего цветка. Маленькие букетики на столах засохли от июльского зноя.

Данута не слышала гомона американских туристов по соседству, не замечала удивленных взглядов местных синьор, завершающих сиесту мороженым и кофе. Девушке в ее наряде не полагалось курить, тем более прилюдно.

Дым сигареты обжигал губы, Данута закашлялась:

– Наплевать. Мне все равно, что обо мне подумают. Мне вообще все равно, что случится дальше… – девушка пыталась выпрямить спину, побороться со слезами. Они текли по щекам, капали на стол, прямо в мороженое. Пчела, недовольно загудев, улетела.