Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга вторая. Том пятый

– Садитесь, пожалуйста. Я сделаю коктейли, – он подмигнул Магдалене, – для вас безалкогольный, но когда все закончится, я устрою вам приватную экскурсию по барам на Монмартре…, – стены комнаты усеивали плакаты и литографии:

– У меня есть Пикассо и Хуан Миро, с автографами, – сообщил инспектор, – а мой отец и дед собрали отличную коллекцию импрессионистов. Нацисты во время войны ее украли, – Магдалена вздрогнула, – осталось только две картины, которые я вам покажу…, – он откинул крышку блистающего металлом коктейльного кабинета:

– Вещь ар деко, – весело сказал Пьер, – я спас ее с барахолки. Такси от рынка сюда стоило больше, чем сам комод…, – он потряс шейкером:

– Мяты у меня нет, а лед только на кухне, – заметил парень, – но это вовсе не помеха…, -он передал Магдалене большой стакан:

– Содовая вода с лимонадом, напиток летний, – он указал на загороженный медным экраном камин, – а зимой я вам сварю глинтвейн. С живым огнем получится уютно…

Магдалена не заметила в комнате кровати:

– Сплю я в гардеробной, – объяснил инспектор, – она выходит в ванную комнату. Балкон у нас со стороны Сены, что очень удобно, – взяв коктейль, он устроился рядом. Магдалена повела носом:

– Коктейли к нам завезли американцы, – смешливо заметил инспектор, – порядочный француз должен пить вино, но я не отказываю себе в мартини. Его надо взболтать, но не смешивать…, – заметив ее удивленное лицо, Пьер добавил:

– В кино мы с вам тоже сходим. Вернее, я вам все покажу прямо здесь…, – в комнате стоял проектор и индустриального вида светильники, напоминающие прожекторы:

– Они и есть, – подтвердил юноша, – у меня много приятелей на киностудиях. У них есть доступ к списанной технике…, – в отдельном шкафу хранились пластинки в ярких конвертах:

– Здесь большей частью рок, – заметил инспектор, – но и классика тоже есть…, – серые глаза в темных ресницах серьезно посмотрели на него. Магдалена сглотнула:

– Я хочу…, – девушка помолчала, – хочу, чтобы вы знали. Я услышала обо всем только шесть лет назад перед тем, как…, – она прервалась, – перед тем, как погибли мои родители и брат…, – Пьер заставил себя молчать:

– О Иоганне ей пока рассказывать не стоит, – сказал себе юноша, – этим займется тетя Марта…, – он поднял руку:

– Я все знаю, мадемуазель, я полицейский…, – она прерывисто дышала, – я никогда не позволил бы себе зряшного любопытства, но в вашей папке все указано, и насчет вашей матери, и обо всем остальном…

Магдалена уставилась на шкуру зебры, брошенную поверх дубового паркета:

– Он…, маэстро Авербах, мне не поверил, – тихо сказала девушка, – а его жена приезжала ко мне в психиатрическую лечебницу и велела не преследовать их семью…, – Пьер погладил ее ладонь:

– Шесть лет прошло, люди меняются. Я уверен, что сейчас все будет в порядке. Я включу другую пластинку, – он отставил стакан, – вы не слышали этой песни…, – голос Пола был грустным:

Его рука вернулась к хрупким пальцам Магдалены:

– У вас следы от иголки, – изумленно сказала девушка, – и здесь краска…, – Пьер отозвался:

– Иголка – это от гобелена, о котором я вам говорил. Я занимаюсь и реставрацией картин. Я закончил Эколь де Лувр, я искусствовед, как мой покойный отец. Он был директором Музея Оранжери и заместителем министра культуры, героем Сопротивления…, – Пьер прислушался:

– У нас большая квартира, часто непонятно, есть ли кто-то дома. Моя мама обычно не покидает кабинет во время работы. Она переводчица, знает даже японский язык. Мой старший брат наполовину японец, – юноша поднялся, – Джо родился до войны. Мама была офицером, тоже сражалась в Сопротивлении…, – Магдалена не поднимала глаз:

– Такое неважно, – Пьер подал ей руку, – мы другое поколение. Война случилась двадцать лет назад, Магдалена, – он помолчал, – скоро о ней никто не вспомнит…, – на пластинке зазвенела гитара. Девушка вскочила с дивана:

– Пьер, – она метнулась к двери, – в прихожей шумят…, – затрещали выстрелы.

Пьер услышал отчаянный голос матери:

– Нет, – кричала Лаура, – нет, ты был мертв, я убила тебя своими руками, я убила…

Магдалена рванула бронзовую ручку. Пахло порохом и сандалом. Лаура забилась в угол, не опуская браунинга:

– Нет…, – темные глаза вращались, – он не мог выжить, не мог…, – на изуродованных губах пенилась слюна. Магдалена застыла на пороге комнаты: