– Узнал своего деда! – довольно улыбнувшись, сказал Курман, двумя пальцами расстегивая верхние пуговицы шелковой рубашки и невольно обнажив острый кадык. – Долгих лет жизни моему внуку! Пусть будет счастлив! Аминь!
Сидящие, в богато украшенной юрте, люди, эхом повторили: «Аминь!» и провели ладонями по лицу. Кроме старейших аксакалов аула, здесь находились несколько уважаемых женщин и приехавшие гости. Белея кимешеками 16 16 Кимешек (каз. кимішек) – у казахов – головной убор замужней женщины.
, женщины тихо переговаривались между собой, наблюдая, как молодые снохи ловко снуют, накрывая праздничный дастархан. Байбише Курмана – Нагиша, тихонько покачивая бесик 17 17 Бесик (каз. бесік) – казахская детская колыбель
с малышом, обратилась к молодой женщине, занесшей дымящий самовар:
– Сара, милая, отнести горячий бульон Торгын. Ей надо восстанавливать силы. Что-то совсем мало у нее молока. Ребенок, второй день подряд, кричит. Видимо, не наедается.
– Хорошо, женеше, – живо отозвалась она, – сейчас отнесу.
У Курмана было две жены – байбише Нагиша и токал Жамал. Нагиша родила Курману двух сыновей и трех дочерей. Будучи властной женщиной, она старалась держать под своим неусыпным контролем весь аул. Ничего не решалось здесь без ее участия: последнее слово всегда оставалось за ней. Выдав всех дочерей замуж, она запрещала им лишний раз приезжать в родительский дом. Только, во время празднования Курбан-байрама, они могли приехать в сопровождении мужей, детей и сватов. И с женами сыновей она лишний раз не церемонилась, требуя от них полного подчинения и абсолютного уважения. Жамал, напротив, обладала чересчур смиренным и кротким нравом. Из рожденных ею четырех детей, выжил только Картпагамбет. Никогда, ни в чем, ему не отказывая, она вырастила его настоящим баловнем. «Это ты его воспитала таким взбалмошным. Что хочет, то и делает», – ворчал Курман, когда находился в ее юрте. Жамал, в ответ лишь пожимая плечами, молчала. И сейчас, несмотря на свое присутствие среди гостей, ее мысли всецело были заняты сыном. На днях, Картпагамбет заявил, что хочет взять вторую жену. «Апа, надо отправить сватов в аул Токмырзы, к Мажиту. Я хочу жениться на его старшей дочери. Поговори с отцом». На робкие возражения матери, он лишь махнул рукой. Жамал уже было известно о намерениях Абди – сына их табунщика – жениться на Марзие; о готовящемся калыме за девушку; о планах молодых влюбленных. И последние несколько ночей, Жамал обдумывала, как бы провернуть это дело с наименьшим шумом. «Ну что же делать, – вздохнула она мысленно, – это жизнь. Думаю, Мажит утихомирит дочь. Вон Абат недавно привез четвертую жену, а чем мой Картпагамбет хуже? А Абди поищет себе другую невесту». Таким образом, успокоив себя, она переключила свое внимание на беседующих женщин. Собравшиеся женщины, не стесняясь, громко обсуждали сноху черной старухи Зейне – Калиму.
Все началось с того, что перед откочевкой на джайляу, к Нагише- байбише пришел их косоглазый табунщик Есен, с намерением просить совета и помощи. Оказывается, ранее овдовевший Есен, оставшись один с пятью детьми, вознамерился жениться на Калиме. Он умолял Нагишу-байбише подействовать на свекровь Калимы, прогнавшую незадачливого жениха, со страшными проклятиями, прочь. «Так поступали наши предки, и мы должны следовать этим обычаям. Мне нужна хозяйка, а им – покровитель, – убеждал он Нагишу, опираясь на степной закон аменгерства 18 18 Аменгерство- традиция казахов, по которой овдовевшая супруга выходила замуж за одного из братьев мужа.
, – уговорите Зейне. Мы все одного рода, а значит, Мухит мне приходился младшим братом. Я воспитаю его сына как родного, а его мать будет жить с нами, не бросим же мы пожилую женщину одну». Недолго думая, байбише Курмана приняла его доводы, считая, что так будет лучше для всех и, давя своим авторитетом, заставила Калиму согласиться. Калима, после настойчивых уговоров, безропотно подчинилась и, в начале лета, вошла хозяйкой в юрту Есена. Вначале, ее сын Ермуза находился рядом с ней, но дети нового мужа не давали мальчику покоя. Заступаясь за сына, Калима стала получать побои и оскорбления от Есена. «Мне надоел твой гаденыш, – кричал он, хватая ее за волосы, – пусть больше не суется сюда!». В конце концов, старая Зейне с внуком остались одни. С горькими слезами Зейне проклинала Курмана и весь его род, считая их виновными во всех своих бедах. «Мой муж и сын умерли, охраняя твое добро. Теперь внук остался сиротою при живой матери. За все воздастся тебе!» – причитала она вечерами. Ермуза, при этих словах бабушки, весь цепенел и сжимался, невольно запоминая каждое сказанное слово, а детские глаза горели волчьим огнем.
Читать дальше