Лами Кой - Его багровые лилии

В шортиках и в толстых колготках – одна пара на другую – и шапка-ушанка наравне с шубой больше самого ребенка, – так приходил всегда мальчик. Он был рожден с кожей, как у усопшего деда, бледной и белой, и черными, как отгоревшая смола, волосами. Он помогал пробивать лунки во льду, набирать воду из озера, ловил, бывало, рыбу на стол тетки.

Но сегодня он точно не должен появиться.

Шершавые теплые дрожащие руки погладили крохотные ладошки дочери. Мужа еще не было дома. Каждый раз она боялась, что он не придет вовсе, хотя для лис, подобных ему, характерно было просто воровать кур и яйца, а не охотиться.

Постыдное удовольствие пряталось в том, чтобы быть бедным, но таящим опасность для простых людей лишь благодаря своей необычной, но постоянной природе.

Зима.

По деревянной крыше отчаянно бьет сотня веток, стучась, просясь внутрь, в тепло. Но неумолимая женщина всегда держит одну-единственную дверь в доме на замке, окно – закрытым, а крышу – всегда отремонтированной, так что никто кроме бушующего ветра не должен нарушить покой спящей малышки, Гекаты. Ее мама позаботилась об этом.

В большой белой печке шелестят и потрескивают горящие дрова, около нее висит люлька с завернутой в одеяла девочкой. На скромной полке на полупустой стене стоят рядком корешки различных сказок. Среди них и «Радуга в Рождество» о девушке, попавшей в личную детективную историю одинокой для героини праздничной ночью, когда она смогла ступить в картину на стене собственной комнаты. И традиционные стихи, колыбельные и басни кохлеанцев стояли здесь… Немногие сейчас читали книги. Немногие знали, что такое Рождество, но в этой деревушке у каждого в доме мог хотя бы просто лежать даже один-единственный томик со сказками или сонетами давно забытых авторов и поэтов. Побеждая помпезно грамотность, человечество становилось послушным. Посредством уничтожения искусства люди защищались от появления чудных творцов, или волшебников, вершащих судьбы других существ и оживляющих мифы и легенды.

Как эта семья оборотней-лисиц. Одна только мама была человеком, и все же она не позволила бы дочке и всем остальным поколениям ее рода забыть о том, что такое колыбельная. Как ранят или возвышают тебя стихи над самим собой, как храбрые рыцари спасают принцесс в сказках, как радуга появляется в Рождество.

А сейчас, пока маленькая Геката спала, мама пыталась намыслить какой-нибудь ужин для своего мужа, что все еще не вернулся домой с охоты. Тьма за окном все сгущалась, и метель стучалась по стеклу и по крыше. «Наверное, снова придет без добычи», – решила она, поднеся горящую лучину к фитильку масляной лампы. Электричество доходило только до главных двух светильников, а от любого огня зато становилось теплее хотя бы на сердце. Как-то само собой. Смотришь на этот желтый язычок, а за ним, в окне, должна появиться вот-вот фигура любимого мужа.

На полках кухонного шкафчика в углу было как-то очень пусто. Осталось только молоко, которое пора было бы уже снова вскипятить, чтобы не пропало, да гречневая крупа. И всего хватило бы только на полторы порции. «Нет, эта кашка для Катюни. Еще на завтрак и на обед остается. А чем же кормить этого лиса? Хорошо бы, если он поймал куропатку, но обычно, когда он приходит в такое время, он ничего уже не приносит…» – с досадой подумала мать. Катюней она звала свою Гекату.

Женщина подошла к центру комнаты и задрала тяжелый ковер. Под ним находился небольшой деревянный люк, закрывающий маленький тесный, но прохладный погреб, в который время от времени в семье что-нибудь складывали из съестного. С трудом мама его открыла, спустилась по лестнице вниз, забыв накинуть шаль и вздрогнув от смены температур, с одной из полок она выдвинула закрытый ящик. В нем лежало всего одно куриное яйцо, но уже стало ясно, что с ним надо делать.

Женщина проверила дочку и пошла вскипятила молоко, сильно развела его с водой, чтобы хватило на омлет. Помыла яйцо, опасаясь болезни, характерной для лисиц, сальмонеллеза, и, приготовив, стала дожидаться мужа и подметать дом. За пламенем лампы уже совершенно ничего нельзя было увидеть: все окно покрылось непрозрачной ледяной коркой. «Когда же он придет… Когда же он придет…» – не унималась в очередной раз жена. Она поставила веник в угол, еще раз подошла к люльке. Геката мирно и очень сладко спала. Ее маленький поросячий вздернутый носик тихо посапывал под завывания ветра, бьющегося, как и прежде, в замерзшее стекло в раме.