– Авось, пронесёт, – поинтересовался Ефремушка.
– Да, едва ли… В этом месяце, коль уж завьюжит, то надолго. Далеко ли путь-то держите?
Лизавета назвала родной городок.
– Не шибко дальний путь, ещё пару дней и будете на месте при доброй погоде… – подчеркнул мужчина, знающий наперечёт города, расположенные в округе вёрст на сто-двести. Да и как не знать, коль почтовые ямщики и те не минуют его хлебосольного двора, а про путешественников и говорить нечего, они непременно здесь останавливаются.
– Мы сами так и рассчитывали добраться, да вот морозец и вьюга. Нехотя, а пришлось вот заехать к вам, – объяснил Ефремушка.
– Добро же, – заулыбался довольный хозяин двора, – постояльцев в зимнюю пору не шибко много бывает, больше почтовые ямщики. Гостям мы всегда рады: хлеб да соль, как говориться. Издалека, хоть, едете?
– Из самой столицы, то бишь Санкт-Петербурга.
– Ну вот, я ж говорю, добро. Столичные новости вызнаем. Сидим в провинции, ни про что не ведаем. Правда, не столь давно, был у нас один постоялец, знатно рассказывал о боях с Наполеоновской армией, – по словоохотливости хозяина видно было, что скучать им здесь не приходится. – А что, и вправду Наполеона попёрли назад?
– Истинная правда, вот крест честной и православный, – Ефремушка перекрестился на красный угол, подтверждая правоту слов. Размашисто перекрестился, как это делают крестьяне.
– Дак я и без креста поверил бы, будь иначе, разве было здесь тихо?
Немного посидев в разговорах, Лизавета почувствовала, что её клонит в сон, на что обратила своё внимание хозяйка и, поднявшись со своего места:
– Милая госпожа, позвольте я провожу вас в комнату. Видимо в дороге умаялись, да и после холода в тепле разморило вас. Вы не против? – она повернулась к Ефремушке.
– Увольте, – только и произнёс Ефремушка, до сих пор не раскрывший, что он всего лишь сопровождает барышню:
– Доброй ночи, госпожа Лизавета.
Но сонное состояние, завладевшее Лизаветой, не позволило ей ответить. Она встала и направилась за хозяйкой дома следом.
– А вы разве не желаете спать? – спросил хозяин двора, когда супруга ушла с Лизаветой.
– Если это вас не тревожит, посидел бы чуток…
– Я, это к чему, – повернулся к нему хозяин с заговорщическим видом, – покуда моей нет, может быть по кружечке?
– Нет, не по моей части, – отказался от заманчивого предложения Ефремушка, одновременно указывая на Петрушу. Тот, словно только и ждал предложения, подсел поближе.
Хозяин наполнил кружечку и пододвинул к Петруше:
– Ну, как, будем?
– Будем, – довольный, ответил Петруша.
Они ещё где-то с час посидели в зале и после распрощавшись, разошлись. Будь погода хорошая, Ефремушка не стал бы позволять Петруше пить, а так, что ещё остаётся. Хозяйка им отвела комнату.
Придя в комнату, они разглядели аккуратно заправленные кровати и распределили между собой, кому где спать. Возница, дольше пробывший на открытом воздухе, а значит на холоде, занял кровать поближе к печи. Но, захмелевший, как прилёг, тут же и захрапел. Ефремушка пару раз крикнул ему: не храпи, но так и не дождался ответа, а после и сам погрузился в благостный сон. В окно заглядывала полная луна, выплывшая из-за туч, низко нависших над землёй. Ветер несколько ослабил свой напор, но однозначно, что перемены погоды в ближайшие дни ожидать нет смысла. Да и куда спешить, чай, не на холоде пережидают.
Лизавета, которую хозяйка устроила в комнате с небольших размеров печкой, в одиночестве долго не смыкала глаз. Мысли не отпускали от себя. «Как там Александр? Братишка?» – мысли одна за другой лезли в голову, лишая сна. Лишь под утро она на некоторое время погрузилась в сон, да и то проснулась от завываний ветра на улице. По звукам, что доносились, представлялось, что на улице началось светопреставленье, какие только звуки не издавал ветер, разбушевавшаяся стихия, казалось никогда не утихомирится.
Утром она встала с постели, нисколько не отдохнувшая. И замечательно было, что испортившаяся не ко времени погода не спешила налаживаться. Иначе как можно трогаться в путь в таком состоянии. По её просьбе, да и сама, заметив неладное, хозяйка заварила особый травяной чай, после которого Лизавета почувствовала некоторое облегчение.
В течение дня Лизавета всего несколько раз выходила из комнаты. Скуку развеивала не большая книжица, взятая ею на дорогу. Устав от чтения, ложилась подремать. Но и в таком случае день казался бесконечным. Ветер то спадал, то вновь набирал силу и тогда в трубе печи слышалось тихое гудение, как если бы шмель, оказавшийся в плену, стремился выбраться на волю.
Читать дальше