– Моссад хорошо подбирает персонал, – подумала Полина, – он сливается с местными турками, никто на него не обратит внимания, – на площади больше никого не было.
В Гейдельберге допоздна работали только бары и пивные:
– За остальным надо ехать в большой город, – Полина пошла к опелю, – они правы, не стоит здесь болтаться и привлекать внимание, – на нее пахнуло дымом дешевых сигарет.
Скомкав фольгу от лепешки, парень за рулем поинтересовался:
– Какие новости, Птичка, – Полина вызвала кураторов звонком по безопасному номеру во Франкфурте, – надеюсь, что господин Ритберг перед тобой не устоял? – комнаты общежития снабдили телефонами. Аспирант позвонил Полине на второй день после семинара:
– Он не набивал себе цену, – поняла девушка, – наоборот, он торопился. Он боялся, что кто-то перейдет ему дорогу, – Полина устало сказала:
– Он пригласил меня в ресторан завтра вечером. Думаю, что все пойдет по плану, вы можете уезжать, – машина мигнула фарами, водитель подтолкнул напарника:
– Птичка в порядке, больше незачем торчать в этой глуши, – даже между собой они говорили по-немецки:
– Первый язык выучил, – поняла Полина, – а у второго он из семьи, почти родной, – она хорошо слышала у второго куратора акцент йеке, как звали в Израиле немецких евреев. Блондинистый парень встрепенулся от дремоты:
– Хорошо, что в порядке, – он широко зевнул, – связь держишь через почту. В случае острой необходимости звони нам, Птичка, – он снял ненужные ночью темные очки:
– На этой площади в тридцать четвертом году дядя твоего ухажера жег книги из университетской библиотеки, – он кивнул на заснеженный фонтан, – но здешние жители предпочли все забыть, – водитель включил зажигание. Полина зачем-то спросила:
– Ты откуда знаешь? – парень окинул ее долгим взглядом:
– Отец мне рассказывал, ему тогда было четырнадцать. Кондитерская принадлежала моему деду, – он кивнул на вывеску, – отца успели отправить в Палестину, а остальная семья…, – он махнул рукой:
– Поехали, Шимон, – опель скрылся за поворотом.
Оглянувшись на витрину булочной, подавив горький вкус во рту, Полина пошла к общежитию.
Темный дерматин сидений потрескался, к низкому потолку бара поднимался табачный дым
– Я бродил по Сан-Тельмо, – янтарный виски переливался в тяжелом стакане, – получается, что твоя квартира рядом с моим любимым кафе, – язык Ритберга заплетался, – наверное, ты туда часто ходила, Полли? – Полина отогнала от себя мысли о Максе:
– Мы жили в пансионе, – она отхлебнула рома с колой, – я стучала на машинке в кафе «Гиппопотам», воображая, что напишу великую книгу, – Полине стало противно, – как я могла быть такой дурой? – она отозвалась:
– В «Гиппопотаме» полно туристов, – они с Ритбергом говорили по-испански, – если ты снова приедешь в Аргентину, я покажу тебе места, не попавшие в путеводители…
Ритберг предложил ей заглянуть в бар после обеда в чопорном ресторане неподалеку от университета:
– Кухня здесь хорошая, – небрежно заметил он, – но выпивкой место не славится, если не считать французских вин, – они пили бордо, но Полина не увидела счета, – пойдем, – он ловко подал девушке пальто, – я знаю отличное местечко по соседству…
Полине казалось, что она на свидании с Максом:
– Адольф похож на него не только внешне, – поняла девушка, – Макс его вырастил и воспитал. Он хотел сделать из племянника идеального арийца, – ее затошнило, – и, кажется, преуспел, – за обедом Адольф сказал:
– Ты потомок конкистадоров, – он налил Полине вина, – ты меня поймешь. Европейская цивилизация принесла миру все, чем он гордится. Мы обязаны белой расе великими научными открытиями, гениальной литературой и музыкой, – Ритберг наставительно поднял палец, – но Европа сейчас в опасности и наша задача, задача молодого поколения, ее спасти, – Полине казалось, что она слушает партийного оратора:
– У него интонации Макса, – ей хотелось заткнуть уши, – он болванчик, говорящая голова, у него нет ничего своего, – она игриво ответила:
– Боюсь, что политика не моя стезя, Адольф. Я, как всякая девушка, больше интересуюсь нарядами, – несмотря на январский холод, Полина вышла из общежития в коротком черном платье и на шпильках, – после университета я хочу работать в женском журнале и, – она повела рукой, – заниматься семьей и детьми. Я католичка, – девушка размашисто перекрестилась, – это долг верующей женщины. Но я разделяю твое мнение, – голубые глаза Ритберга довольно заблестели, – христианские ценности находятся в забвении, – Полина вздохнула, – молодежь ведет неподобающий образ жизни…
Читать дальше