Нелли Шульман - Вельяминовы. За горизонт. Книга третья. Том второй

– Здесь тесно, – стены гостиной покрывали полки с неаккуратно расставленными книгами, – но, честно говоря, теплу это не помогает, – признался пастор, – а теперь, учитывая аварию, как бы батареи вообще не отключили, – кафе на первом этаже здания встретило их рукописным объявлением о прорванной трубе:

– У меня есть лифт, – весело сказал Генрих, пропуская Лауру в подъезд, – не придется идти пешком на шестой этаж, – комнаты располагались под самой крышей. Выглянув в окно кухни, Лаура ахнула:

– У тебя всегда перед глазами…, – пастор невесело кивнул: «Стена».

Бывший пешеходный мост через железнодорожные пути обрывался над сооружением серого бетона, ощетинившимся колючей проволокой. Лауре даже могла разглядеть лица пограничников ГДР, засевших в сторожевых будках по ту сторону Стены:

– Ты права, – подтвердил Генрих, – с биноклем я могу все разобрать. Здесь двести метров до востока, – он нарезал лимонный кекс, – мама боялась, что ШТАЗИ посадит в будку снайпера, – по верху Стены под колючей проволокой шла черная полоса. Лаура тихо спросила: «Что это?». Генрих чиркнул спичкой перед ее сигаретой:

– Особый материал, не позволяющий беженцам удержаться на гребне, – он пожал плечами, – где все равно вьется колючая проволока, но ГДР лепит дрянь и в совсем недоступные места, – за Стеной с восточной стороны лежала мертвая зона с противотанковыми ежами:

– В нашем районе, слава Богу, никто не пытается миновать границу, – сказал Генрих, – здесь все, как на ладони, такое будет самоубийством, – он тяжело вздохнул:

– Это и так почти самоубийство, пусть даже люди выбирают для бегства отдаленные места в пригородах. В прошлом году они, – Генрих махнул в сторону окна, – расстреляли беженца в рождественскую ночь, – Лаура бросила взгляд на большие руки кузена:

– Он не любит упоминать о прошлом, но он возводил Стену, служа в восточногерманской армии. Ясно, почему он здесь поселился, – Лаура поинтересовалась:

– Но откуда Штази знать, где ты живешь? – Генрих присвистнул:

– Поверь, они знают, какой я пью кофе, – Лаура отозвалась: «С молоком и без сахара. Я с Лондона помню, когда мы были детьми», – Генрих кивнул:

– Именно так. И в университете и в общине могут работать агенты Штази, Западный Берлин ими кишит…

Из соображений безопасности в квартире кузена не было места фотографиям, но на беленой стене висел довоенный снимок крестившего Генриха пастора Бонхоффера, убитого нацистами в концлагере:

– Он венчал папу с мамой, – заметил кузен, – тайно, в часовне на острове Пёль, – Лаура неловко сказала:

– Вы с Марией, наверное, венчались у православных? В СССР лютеране живут только в Прибалтике. Впрочем, еще есть баптисты, – она заметила блеск седины в каштановых волосах Генриха:

– Ему два года до тридцати, а он поседел, – Лаура присела к старому дубовому столу, – он потерял жену и ребенка, то есть, скорее всего, потерял, – Генрих покачал головой:

– Мы с Марией не венчались, – Лаура удивленно взглянула на него, – но наш брак заключен на небесах. Я верю, что мы скоро увидимся, – он поднялся:

– Извини, я сейчас, – хлопнула дверь ванной, Лаура поняла:

– Он не хочет плакать при мне. У него в ванной голо, – девушка мыла там руки, – только зубная паста со щеткой, бритва и кусок мыла, – она не знала, какой будет не увиденная ей спальня, но предполагала, что излишеств не найдется и там:

– У него нет машины, – в кране ванной зашумела вода, – он пьет дешевый кофе и ездит на метро, хотя тетя Марта более чем обеспечена, – Лауре нравился аскетизм кузена:

– Он настоящий христианин, – девушка закрыла глаза, – и, если он не венчался, – девушка оборвала себя:

– Не смей думать о таком, он женатый человек. Но Бог не соединял их с Марией, они всего лишь находились в связи, пусть у них и родился ребенок, – в окна квартирки била поднявшаяся метель. Лаура подавила наполнившую тело тоску:

– Это похоть, – поправила она себя, – один раз я за нее за нее поплатилась, Божье милосердие может меня оставить, – ей было все равно:

– Он лютеранин, но какая разница, – девушка встала, – Бог един для всех, а перед Богом он холост. Я не делаю ничего дурного, как сказал бы отец Себастьян, – священник никогда не касался ее неположенным образом:

– Он говорит, что смотреть разрешено, – Лаура незаметно передернулась, – он смотрит на меня и меня просит смотреть, пока он…, – девушку затошнило:

– Я должна все прекратить, – щеколда на двери ванной задвигалась, – но я не могу это сделать, у меня недостаточно душевных сил. Мне нужен пастырь, мне нужен человек, могущий оторвать меня от этого, – у Генриха действительно покраснели глаза: