– Тогда чего ж ты грустишь? – удивился я. – Поход только начался, а ты уже вон как высоко взлетел.
– То-то что взлетел… – Гильом понизил голос. – Я тебе так скажу. Никогда я крови не боялся, а вот теперь, мнится мне, что руки до самой смерти не отмыть. Проклят я.
– С чего ты это взял? Почему?! Война есть война, она без крови не бывает.
– Знаю, – досадливо отмахнулся он, – всё знаю, что ты сейчас скажешь, так что молчи лучше. Только сначала была резня в Константинополе, помнишь я тебе рассказывал? А теперь вот в Безье. И это – неспроста.
– А что было в Безье? И что это такое – Безье?
Альда не участвовала в нашем разговоре. Я оглянулся на неё и увидел, что она от усталости и выпитого вина задремала прямо у стола. Я приложил палец к губам и показал на неё Гильому. Суровое лицо рыцаря неожиданно осветила тёплая улыбка. Он бесшумно встал и откинул занавесь, отгораживающую заднюю часть шатра. За ней обнаружилась лежанка, застеленная плащом. Я осторожно взял девушку на руки и перенёс на неё. Альда не проснулась, только улыбнулась во сне и прижалась ко мне.
– Не будем опускать полог, – шепнул я, – а то она проснётся в незнакомом месте и испугается.
Гильом кивнул.
Мы вернулись к столу, и старались говорить как можно тише, чтобы не разбудить спящую девушку, причём, по-моему, любого громкого слова больше боялся Гильом, чем я. Альда спала молодым здоровым сном, и разбудить её сейчас было непросто.
– Так что было в Безье?
Рыцарь помрачнел.
– Бойня, – выплюнул он слово как сгусток крови. – Жуткая бойня. Поистине ужасающая своей бессмысленностью и запредельной жестокостью.
– Если не хочешь рассказывать…
– Не хочу. Но рассказать надо, иначе я потеряю рассудок. У меня одна надежда не сойти с ума – разделить это с кем-то. Но здесь я кроме тебя не верю никому. Это как нарыв вскрыть, как больной зуб вырвать. Ты же лекарь, ты должен понять! – почти крикнул он и тут же зажал себе рот, испуганно оглянувшись на Альду.
– Говори всё, без утайки. Обязуюсь сохранить…
– Не клянись! – перебил он меня. – Никакой тайны в том, что я расскажу, нет, это видели все, кому Господом было суждено выжить. Нет нужды в лишних клятвах. Да и потом, еретики, против которых мы должны сражаться, не приемлют клятв. И, знаешь, по-моему, они правы.
– Пусть так. Я слушаю тебя. Хочешь ещё вина?
– Не надо! Пить я тоже больше не могу. Скоро в углах шатра начну видеть крыс, чертей и аббата Сито верхом на василиске, будь он проклят!
– Кто, василиск? – попытался пошутить я, но Гильом взглянул на меня с такой яростью, что я осёкся.
– Этот поп хуже василиска, он – воплощённый дьявол! Слушай, как было.
В место, назначенное для сбора войска, я не поехал – аббат сказал, что там уже никого нет. Оказывается, поход готовили с помощью монастырей всех католических стран – они вербовали крестоносцев и собирали пожертвования, а аббатства в Лангедоке закупали провиант и фураж. Так что аббаты заранее были обо всём осведомлены, а послушники и монахи разносили новости. Здорово придумано, правда?
Я вспомнил про расправу графа де Фуа с аббатом Бегоном и промолчал.
– Ну вот, войско я догнал на марше. Найти его было несложно, знаешь ли. След за ним оставался такой… Словом, не спутаешь. Как я уже сказал, Монфор встретил меня хорошо. Ну, я и воспрял духом. Знаешь, наверное, как это бывает: поход только начался, ещё нет раненых и убитых, ещё никто не перессорился, никого не повесили за игру в кости и поножовщину, крестоносцы слушают мессу со слезами на глазах и горят христианским рвением покарать еретиков. Хотя, что я? Откуда тебе… Ты же ведь не был на войне?
– Не был.
– Ну да, тогда я буду малость по-другому рассказывать. Планов аббата Сито я, ясное дело, не знал, да и никто не знал, кроме вождей, но вскоре стало ясно, что первой нашей целью будет город Безье. А надо тебе сказать, что Арно Амори, аббат Сито, всегда служил мессу перед войском сам, и слушали его, затаив дыхание. И в самой первой проповеди пообещал он, что поход будет бескровным, потому что войско пойдёт по христианской земле. Войску достаточно будет обложить город, как местные жители откроют ворота, присягнут кресту и выдадут еретиков. Да только вышло по-другому.
Амори объяснил, что на жителях Безье лежит тяжкий грех – по приказу своих консулов [141] В городах Лангедока власть принадлежала капитулу, состоящему из консулов. Консулов выбирали из городской знати и богатеев. Консулат был пережитком римского права и отдалённым предком современной выборной демократии. На севере Франции ничего подобного не было.
они за какие-то прегрешения убили своего епископа Гильома де Рабастана прямо в храме святой Магдалины, и за это их, дескать, следует покарать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу