Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока

Не торопясь, мы ехали по обочине. Утром я купил соломенные шляпы для нас и для наших лошадей, чтобы злое дневное солнце не напекло головы. В конских головных уборах пришлось проделать дырки для ушей. Глядя на лошадей в шляпах, Альда умирала со смеха – в Лангедоке такое никому не приходило в голову – но лошадки, кажется, остались довольны, только моей почему-то пришлась по вкусу шляпа соседки, и мне время от времени приходилось отгонять её.

Трубадур ехал впереди, напевая под нос скабрёзные песенки. Мы с ним не разговаривали. Время от времени он поднимался на стременах и что-то высматривал. Я не обращал на это внимания, полагая, что Юк просто боится заблудиться. Как вскоре оказалось, не обращал внимания зря.

Вскоре я услышал стук копыт, позвякивание железа, неразборчивые голоса. К нам приближался воинский отряд. Я остановил лошадь и огляделся в поисках убежища, но придорожные кусты могли укрыть разве что кролика.

Из-за поворота показались всадники. Впереди ехал рыцарь в богатой одежде, за ним солдаты. Увидев незнакомцев, рыцарь остановил коня и поднял руку. Конники сноровисто взяли нас в кольцо, опустив копья. Рыцарь настороженно положил руку на рукоять меча и сделал знак, чтобы мы подъехали. Делать было нечего, и я тронул пятками коня.

Рыцарь был одет в кольчужный хауберк, [138] Хауберк – вид доспеха. Представлял собой кольчугу с капюшоном и рукавицами. его капюшон был откинут на спину. Светлые длинные волосы всадника прикрывала шапочка. Поверх кольчуги на рыцаре было длинное белое сюрко [139] Сюрко – род туники, обычно белого цвета. Носить ничем не прикрытые доспехи считалось неприличным. На сюрко нашивали герб владельца, а крестоносцы – католический крест. с красным крестом на правой стороне груди. С высоты громадного жеребца-дестриера на нас смотрели холодные голубые глаза.

– Кто ви есть такие? – страшно коверкая французский, каркнул рыцарь и что-то скомандовал солдатам на своём языке.

Услышав эти слова, трубадур очень оживился и вдруг заговорил на том же языке. По-моему, это был язык алеманов, я слышал его от некоторых крестоносцев в Константинополе, но, конечно, не понимал ни слова. Брови рыцаря удивлённо полезли верх. Он что-то спросил у трубадура, тот ответил, и между ними завязался разговор, причём рыцарь как бы выплёвывал слова, а интонации трубадура были до отвращения угодливыми. Впрочем, возможно, мне это только казалось, ибо я более не видел в Юке ничего хорошего. Закончив разговор, рыцарь опять что-то крикнул своим и, не глядя на нас, развернул коня. Солдаты подняли копья, но продолжали удерживать нас в полукольце. Свободной оставалась только дорога вперёд.

– Нам надо ехать с ними, – сказал трубадур.

– Зачем?

– Н-ну… Можно сказать, мы пленники, дорогой мой Павел, – не без ехидства пояснил Юк.

– Кто эти люди? Зачем они нас захватили?

– Как кто? Ты что, не понял? Это же крестоносцы!

– Какие ещё крестоносцы?

– Ну, такие, знаешь ли, с крестами на одежде. Ты что, не видел у рыцаря крест на сюрко?

– Да откуда здесь крестоносцы?!

– Ты что, совсем дурак?! – начал терять терпение трубадур. – Папа объявил крестовой поход против еретиков Лангедока! И мы угодили прямиком в лапы крестоносцев. Этот благородный рыцарь командует дозором, охраняющим войско. Ну, и, ясное дело, дозор задерживает всех встречных, которые кажутся подозрительными рыцарю.

Одному из солдат надоело слушать разговоры на непонятном ему языке, он что-то зло крикнул и опустил копьё.

– Поехали, – поспешно сказал Юк, – по дороге поговорим, а то эти парни шутить не любят – ткнуть копьём им как воды напиться.

– Что с нами сделают? – спросила Альда.

– Откуда я знаю? – пожал плечами трубадур. – Сначала допросят, а потом, может быть, и отпустят. А может, и нет.

– Этот рыцарь не француз?

– Нет, он алеман, и весь его отряд тоже. Нам повезло, что я знаю их язык, мне удалось заинтересовать рыцаря.

– И в чём же повезло? – спросил я. – Какое-то везение сомнительное. Едем неизвестно куда, неизвестно зачем, да ещё и под охраной.

– Повезло в том, что нас не убили сразу а, между прочим, запросто могли. Так что дыши, целитель Павел, пока дышится, радуйся жизни и солнцу!

Я сделал Альде знак придержать лошадь.

– Ни в коем случае не говори, что ты дочь графа де Фуа! – вполголоса сказал я, – ты – Альда, сирота, моя помощница и ученица. Поняла?

– Так ведь он-то знает, кто я! – показала глазами девушка на трубадура. – Выдаст меня за милую душу после вчерашнего.